что сделаешь меня своей законной женой. Иначе я навсегда уеду из Рима, и ты больше не сможешь обманывать себя, тебе останется лишь темная мраморная голова, которая никогда не ответит на твои поцелуи.
Гай замолчал, обдумывая слова Друзиллы. Она – его сестра. Ради исполнения клятвы, которую она от него требует, ему придется попрать законы. Но что значат законы для бога? Они – ничто. Он перевел взгляд на темноликую Юнию и вдруг явственно увидел, как горят во тьме ниши ярким светом ее глаза. В тот миг он готов был поклясться, что она одобряла сказанное Друзиллой. Ведь она сама завещала ему то, о чем он думал в это мгновение. Взмах ресниц, и наваждение пропало.
– Я согласен, – сказал он и неожиданно добавил: – но достаточно будет того, что станешь моей любовницей. – Голос его дрогнул, и он опять посмотрел на статую. Глаза ее были темны. – Мне нужен наследник. А ребенок от кровосмешения никогда не будет им признан, даже если я изменю все законы. Боги не могут воздействовать на разум и чувства людей. Не искушай судьбу, соглашайся. Большего я не смогу тебе дать, сестра.
Друзилла кивнула, не в силах вымолвить слова от счастья. Пусть дорогой ценой далась ей эта победа, но что значит унижение притворяться той, кого она ненавидела, по сравнению с тем, что она будет повелевать Римом и блаженствовать в объятиях того, о ком мечтала с детства. Правда, глубокой ночью в ее душу закрались первые сомнения, а верно ли рассудила она, согласившись с братом, ведь, проснувшись, она увидела, как горько плачет Гай, стоя на коленях пред хладным мрамором своей мертвой возлюбленной.
Носилки Макрона и Эннии с трудом находили дорогу среди шумной толпы. Супруги молчали. Да и сказать что-либо друг другу не представлялось возможным из-за невообразимого шума, наполнявшего пьяный Рим.
Лишь дома, на Эсквилине, они смогли поговорить.
– Прости меня, Невий! – сказала Энния, прижавшись пылающим лбом к коленям Макрона, едва он опустился в катедру в таблинии. Глаза ее оставались сухи, все слезы она выплакала там, во дворце, устав от бесконечных унижений Калигулы.
Тело ее отозвалось тупой болью, когда Макрон поднял ее на руки и понес в спальню. Он бережно раздел ее и обомлел, увидев синяки на нежной коже.
– Он бил тебя, Энния? – испуганно спросил он и увидел, как она задрожала.
– Прости меня, Невий, – всхлипывая, повторила она. – Я была такой глупой. Ты и раньше прощал меня, но сейчас… Чем мне отплатить тебе за то добро, что ты сделал для меня? Брось ты меня во дворце…
– Я люблю тебя, Энния Невия! – солгал он, стараясь, чтобы истинные чувства не прорвались наружу. Ему было лишь бесконечно жаль ее, глупую и тщеславную, погнавшуюся за призрачной тенью величия. Она сочла достойной себя быть рядом с тем, кто всю оставшуюся жизнь обречен на безответную любовь к умершей. – Теперь мы будем вместе до самой смерти. И наши ошибки остались в прошлом. Их поскорей нужно забыть.
– Но я не знаю ничего о твоих ошибках, – произнесла Энния, прижимаясь к его мощной груди. – Ты всегда оставался мне верен…
Макрон