женщинам он относится так же.
– Почему ты не возразил, когда я сказала, что Оргеториг станет царем гельветов? – строго спросила Рианнон. – У тебя ведь нет другого сына! Когда он родился, я еще не знала, как ты знаменит и влиятелен в Риме. Теперь знаю. – Она села и положила руку ему на плечо. – Цезарь, признай его! Быть царем даже такого сильного племени, как гельветы, завидная судьба, но быть царем Рима – еще более славный удел.
Цезарь отбросил ее руку, глаза его сверкнули.
– Рианнон, в Риме никогда не будет царя! И я не хотел бы, чтобы в Риме был царь! Рим – это республика, которой уже пятьсот лет! А цари пережиток прошлого. Даже вы, галлы, понимаете это. Народ живет легче под властью сограждан, избранных его волей. В этом случае того, кто плохо справляется со своими обязанностями, всегда можно переизбрать. – Он криво улыбнулся. – Выбор возносит лучших и устраняет негодных.
– Но ты – лучший! Ты – непобедимый! Ты – Цезарь, ты рожден стать царем! – вскричала она. – Рим под твоей властью расцветет и завоюет все страны! Ты сделаешься повелителем мира!
– Я не хочу быть повелителем мира, – терпеливо ответил он. – Я просто хочу стать Первым Человеком в Риме. Первым среди равных. Если бы я стал царем, у меня не осталось бы соперников, разве это хорошо? Как мне обойтись без Катона и Цицерона, которые не дают мне закоснеть. – Он наклонился и стал целовать ее груди. – Оставь все как есть, Рианнон.
– Разве тебе не хочется, чтобы твой сын был римлянином? – спросила она, уворачиваясь.
– Дело не в желании. Наш сын не римлянин.
– Ты мог бы сделать его римлянином.
– Наш сын не римлянин, Рианнон. Он – галл.
Теперь она наклонилась к нему, целуя его грудь, щекоча волосами его напрягшийся пенис.
– Но я – дочь царя, – пробормотала она. – Любая римлянка не дала бы ему лучшей крови.
Цезарь лег на нее.
– Его кровь римская только наполовину, да и этого нельзя доказать. Его зовут Оргеториг, а не Цезарь. И его имя останется Оргеториг. Когда придет время, пошли его к своему народу. Я рад, что мой сын будет царем. Но только не царем Рима.
– А если бы я была великой царицей, такой великой, что даже Рим признал бы меня?
– Даже если бы ты была повелительницей всего мира, этого было бы недостаточно. Ты не римлянка. И не жена мне.
Возражения так и остались невысказанными, ибо Цезарь закрыл ей рот поцелуем. Слишком чувственным, чтобы его прерывать. Она отдалась блаженству, но где-то в уголке сознания сохранила этот разговор, намереваясь как следует все обдумать.
И всю зиму она думала, пока важные римские легаты сновали туда-сюда по их дому, улыбались ее сыну и возлежали на пиршественных ложах, ведя бесконечные разговоры об армиях, легионах, запасах, укреплениях…
«Я не понимаю, и он ничего мне не объяснил. Моя кровь намного лучше крови любой римлянки! Я – дочь царя! Я – мать царя! И мой сын должен стать царем Рима, а не гельветов. Загадочные ответы Цезаря не имеют смысла. Неужели он думает, что я что-нибудь пойму без объяснений? Может быть, лучше спросить совета