его замы и покойный уже Болдигов считали Гигину идеальной музейной смотрительницей. Добросовестной, спокойной и совсем не амбициозной. Хотя казаться такой стоило Бигиной огромных усилий.
Размышления о жизни нахлынули на нее очень некстати. Пора было собираться на работу. Лидия Михайловна быстро допила чай и отправилась наводить марафет. На это ей требовалось никак не меньше двадцати минут.
Гитина взяла себе железное правило: появляться на работу только в самом лучшем виде. Макияж, прическа, одежда с иголочки.
– Ты, Михайловна, видно замуж собралась, – то и дело подтрунивали над ней коллеги.
Лидия Михайловна стала перед резным трюмо и открыла свою косметичку. Роскошное трюмо не вписывалось в скромные интерьеры ее однокомнатной квартиры. Эта вещь как будто была из другого мира и стоила совсем других денег. Зарплаты смотрительницы на подобную мебель никогда бы не хватило. Трюмо было самой любимой вещью Лидии Михайловны и единственным напоминанием о прежних временах. Все остальные напоминания были конфискованы по решению суда. А трюмо как раз отдали в починку, и поэтому про него чудом забыли.
Вот и сейчас она с удовольствием осматривала этот сувенир из прежней жизни. Открыла выдвижной ящик, заглянула в тумбочку. Задняя стенка была толще, чем все остальные. Гигина постучала по ней и услышала глухой звук.
Когда марафет был уже почти закончен, Лидия Михайловна вдруг вспомнила, что ей надо сделать важный звонок, но времени на это уже не оставалось.
– Ладно, – решила она. – Лучше в машине.
Через пару минут Гигина оказалась за рулем своего старого «гольфика». Водить машину, причем с порядочной скоростью, тоже входило в число ее старых привычек, унаследованных из прошлой жизни.
Гигина завела мотор и вскоре растворилась в потоке спешащих на работу москвичей.
Будильник зазвенел, как всегда, некстати. Майор уголовного розыска Алексей Колбышев с трудом поднял свое тело с огромного, шириной больше двух метров, дивана (в народе такие называют «траходромами»), сунул ноги в тапки и отправился в ванную.
«Да, а Петруччио так и не появился, – подумал он. – Или на пати загулял, или…»
Но утро трудового дня – не самое подходящее время для мрачных мыслей. Колбышев силой воли отогнал их прочь.
В ванной было прохладно и неуютно. Он набрал в пригоршни холодной воды, глубоко вздохнул и поднес руки к лицу. Вода оказалась не только холодной, но еще и мокрой. Колбышев по-девичьи взвизгнул. На его лице за прошлые сутки уже образовался легкий пушок. Значит, перед службой следовало побриться.
Взяв в правую руку баллончик пены для бритья, майор стал строить планы на сегодняшний день. Часам к двенадцати придется ехать на опознание. Какой-то очередной бомжара с двенадцатью колотыми и черепно-мозговой.
Неофициальный план раскрываемости по их отделу на этот месяц был выполнен. Колбышев в кои-то веки мог вздохнуть спокойно. А тут это долбаное опознание!
«И