среди желтых конопатинок лица круглые детские глаза и жестом руки как бы отодвигала детей, толпившихся вокруг.
Анна, посмотрев на лицо мужа, вспомнила, как она сама напугалась сегодня, что он ударит ее.
– Пойдем, – сказала она Виктору, – хоть цветов нарвем.
Она слышала, как присвистнул им в спину Гомолко, говоря что-то Егоровой, и ее озабоченный, каркающий ответ.
За лагерем начинался ромашковый луг, река огибала этот лагерь с другой стороны, и ветер иногда приносил сырую свежесть от воды.
– Я не пойду больше туда, – сказал Виктор, глядя поверх ее головы. – Не нравятся мне твои артисты, нервные все какие-то…
То ли от травы, то ли оттого, что рядом шумит, разгоняя воздух, осинник, ветер скользнет горячо по коже и катит дальше к лесу неуловимой травяной волной в пахучий, терпкий, живучий простор.
Как давно этого не было, будто жила под каким-то куполом, затхло и отгороженно, и чем занималась, зачем жила в таком заспанном, стылом состоянии…
Виктор сел на траву, уперся крепким подбородком в колени, задумавшись, смотрел на нее прозрачными, с рыжим крапом глазами.
«Молодой он, – подумала она. – Какой молодой…»
Сняла босоножки, обошла его вокруг, всей кожей слушая упругую траву, легко, со сладкой силой потянулась, подняла плечи, изгибая над головой руку, рожденным внове, счастливым и точным движением…
– …Движение, – бормотала Заслуженная, с досадой глядя в окно, – движение. – Обернувшись к Анне, словно грозила коричневым пальцем. – Душенька, ищите движение, ловите, ловите его. Помните! Они же не говорят, они движутся. У них свой язык. Богом каждому… каждому дан. Ежа работаешь, где у тебя еж? Вот смотри. Вот он. – Заслуженная опустила голову, выгнула горбиком шею, коротко и быстро заработала у лица руками. – Вот он. Ш-шу-шу, пошел. Нос-лапка, сзади, как у медведя… Во-во-во, шу-шу. Торопыга, дремучий, осторожный, хитренький. Шу-шу-шу. В лист, в лист мордашкой… Уф! Повтори. Возьми куклу.
Анна деревянными руками брала куклу…
– Срам, срам, – отдуваясь, говорила Заслуженная. – Какой день бьемся. Можно подумать, что ты, как у папы с мамой родилась в квартире с кафелем, так и прожила там жизнь. А живое ты только на картинках видала, а? Ты почему не смотришь кругом? Думаешь, в куклы играть просто?
Работали они уже вторую неделю, вдвоем, вечерами, в большой репетиционной комнате. На общих репетициях Анна терялась, слабела, повторяла неточно, словно деревенела вся. Режиссер молчал, иногда давал короткие советы. Успокаивал так: «Работай. Посмотрим».
Олег посидел несколько репетиций, поотирался вокруг актеров, послушал каждого. Постоял, подергал куклами у ширмы – в обед, в перерывах, и к сдаче спектакля уже работал, средненько, правда, корову в «Наследстве Бахрама». Анна не могла, она не чувствовала куклы. Ночью, боясь разбудить Олега, со слезами думала: что будет? Ведь ее выгонят. В этом она не сомневалась. Наконец Заслуженная, пристально и молча следившая за нею на репетициях, вздохнув, сказала:
– Останься-ка. Поглядим, может, что выйдет…
Заслуженная,