не золотой, – заволновался конферансье, окидывая взглядом фигуру деревенского дурачка. – Три пятака, не больше.
Габариты двухметрового гиганта его впечатлили.
– А ежели я эту игрушку в небо закину, заплатишь золотой? – прогудел Денис, подхватывая гирю и оценивающе взвешивая ее в руке. – А то мне одежонку нормальную купить не на что.
Однако заработать ему помешал «благодетель». Он ворвался на площадь в сопровождении толпы мужиков, среди которых выделялся осанистый мужчина в добротной рубахе, прижимая сломанную руку к груди.
– Вот он, вот он, ирод! Меня побил, работать отказывается, а я ведь его столько лет кормил, поил, заботился, как о дитяти родном, и все почитай задарма! Ты, Михей, как староста должон…
– Без тебя знаю, что я должон, а что не должон, – огрызнулся Михей, выходя на площадь. – Ты что ж это, Гаврила, безобразничаешь? Кузьма тебя, убогого, в доме своем приютил, уже, почитай, пятнадцать лет кормит, поит, одевает, обувает…
Денис побагровел. Свободной от гири рукой рванул на себе жалкое подобие рубахи, явив взору восхищенных зрителей великолепный торс, на котором бугрились мышцы.
– Одевает? Вот это вот одежда? – Юноша швырнул старосте под ноги обрывки.
У Михея отпала челюсть.
– Ты заговорил?
– Пока я лишнего не наговорил, сделай так, чтоб я тебя и этого урода, – кивнул Денис на «благодетеля», – больше не видел.
– А то что? – начал пятиться Михей.
– А то, что я не только с руки, я и с ноги разговаривать умею. Хотя… Стой! Ты тоже!
Денис взял за шкирку «благодетеля» и, как кутенка, вздернул его над землей. Зрелище было еще то. В одной руке гиганта была десятипудовая гиря, в другой трясущийся от страха «благодетель».
– Сколько лет, говоришь, я на него лет работал, Михей?
– Да, почитай, годков пятнадцать.
– А сколько он мне за труды платил?
– Чтоб я тебе еще и платил? – заверещал Кузьма. Как ни был напуган «благодетель», такая наглость его возмутила. – Да ты за хлеб да кров до конца жизни на меня должон работать!
– За еду работают рабы! – рявкнул Денис. – А свободные люди работают за деньги! А теперь, родной, у тебя есть выбор. Если я твой раб, то вот этой гирей я сейчас добуду себе свободу.
Денис размахнулся чугунной чушкой, на полном серьезе собираясь со всего размаха опустить ее на голову «благодетеля».
– Нет, нет, ты не раб! – завопил Кузьма.
– Это другое дело. – Денис поставил Кузьму на землю. – Тогда с тебя пятнадцать золотых.
– Сколько? – дружно ахнула толпа.
– Пятнадцать золотых, – отчеканил юноша. – По золотому за каждый год. И моли бога, чтобы я не сдернул с тебя неустойку. Если на счетчик поставлю, как минимум сто пятьдесят золотых набежит. Ну, чего рот раззявил? Бегом домой! Потроши свою кубышку, и чтоб через полчаса деньги были здесь! Не успеешь, точно сто пятьдесят стребую.
– Гаврюша, побойся бога, – вступился за бедолагу Михей. – Сто пятьдесят золотых! Да у нас во всей деревне столько не