это не за красивые глаза, а за молчание.
– Проболтаетесь, хоть пьяными, хоть трезвыми, башку оторву! – предупредил Лейбович.
Хейзер посмотрел на друга с удивлением: он не ожидал от друга подобной лексики.
– Что вы такое говорите, воля ваша? – пробасил верзила. – Мы же с понятием.
– В таком случае проваливайте! – сказал Хейзер. – Никто вас больше не задерживает! Вы нас не видели, и мы вас тоже!
– Пошли, Груббер, – сказал верзила притихшему напарнику, – на вокзале еще открыт буфет.
Закинув заступы на плечи, они потопали прочь, чавкая башмаками в раскисшей земле.
Лейбович и Хейзер смотрели им вслед, пока обе фигуры не растворились в темноте.
– Так-с! Открываем! – сказал Хейзер, нетерпеливо потирая руки.
Заговорщики отвинтили шурупы, приподняли крышку, и осветили гроб фонарем. Их взору открылась дикая картина. Руки Гардаша оказались раскинуты в стороны, тело перевернуто на бок, на губах и усах виднелись следы, похожие на пену при бритье.
– Невероятно! – поразился Лейбович.
– Тьфу ты, проклятье! – рассердился Хейзер и даже отвернулся, чтобы его не вытошнило на гроб. – Это следы рвотных масс!
– Значит, он жив? – пробормотал потрясенный Лейбович, едва не уронив фонарь.
– А ты не верил? Признавайся, Питер! Не поверил же мне? Русский ударился в спячку, как медведь зимней порой!
– И куда его теперь, Руди?
– У меня все под контролем, – заверил Хейзер, вытащив из кармана часы и откинув крышку. – Через четверть часа прибудет грузовик. Он отвезет оцинкованный гроб с незаметной глазу вентиляцией на вокзал. Там его погрузят в багажный вагон Бернского поезда. Место уже оплачено.
– А граница? А таможенники?
– Не волнуйся, документы в порядке. Этот сиятельный труп отныне не Гардаш, а Леман, швейцарский альпинист, разбившийся в Карпатах.
– Хочешь сказать, на самом деле, был такой альпинист?
– Чудак ты, Лейбович! Совсем не изменился со времен академии! Какая тебе разница? Ну, не альпинист, а лесоруб, погибший в пьяной драке! Все равно тут комар носа не подточит. Австрийцы это воспримут равнодушно, а швейцарцы, поверь, с гордостью и печалью.
– Я буду молиться, чтобы все получилось, – сказал Лейбович. – Но я волнуюсь за тебя.
– Давай договоримся. Из Швейцарии в случае успеха я отобью телеграмму с условным текстом: например, дядюшка здоров, шлет приветы.
В этот момент из-за поворота мелькнули фары автомобиля, раздалось урчание двигателя.
– Пора, – сказал Хейзер, спешно завинчивая крышку гроба. – Уходи поскорее, нас не должны видеть вместе!
Друзья сердечно обнялись на прощанье.
Молодой барон предпочел не заходить в дом тетушки Шлоссера и остался ждать в машине. И это было на руку Кате, которая, едва отворив двери, бросилась искать бирюзовую шкатулку, купленную у антиквара Отто Вагнера.
Графиня достала из сумочки стопку писем Алекса, перевязанную лентой, разложила перед собой. Сравнивая даты на штемпелях,