удивительных действий просвещения и образованности. Целое народонаселение будочников осуждено стоять статуйками подле маленьких хижинок на перекрестках улиц, для того, чтобы все остальные жители города спокойно могли ходить и ездить. Злые люди, утверждая, что каждый замок есть сатира на честность человека, конечно, назовут будочника живой сатирой на Человечество. Нет! Заступимся за будочников и скажем, что статистическо-физическо-моральное рассмотрение будочников покажет торжество природы человеческой. Бессмертная душа человеческая, не находившая себе пределов на земле в теле Наполеона, Данте, Гете, в теле будочника довольствуется крошечной хижинкой, занимает себя дреманием на алебарде во время дня и хрипловатым окликом проходящих во время ночи. Здесь также должно удивляться бесконечности малого в человеке, как удивляемся мы, рассматривая бесконечно малые предметы природы.
Красное, одутловатое лицо, укромный быт, серая шинель будочника также не чужды ощущений человеческих. И здесь, и в этом мире кипят страсти. Честь, слава, любовь, дружба волнуют человека. Посмотрите: какое дружеское участие видно в этих двух лицах, которые чистят фонарь и метут площадку будки, и в этом торгаше табачной лавочки, который даром дает будочнику грошовую порцию табака. Вот и любовь в образе жены будочника, которую с торжеством ведет он поить чаем в ближней харчевне!..
Излишество губит и смиренный род будочников – да, оно! Не употребляй они с излишком вина, и они следовали бы за непременным законом усовершенствования Человечества, верно доказанного новыми философами. Мечта прекрасная! Будочники грядущих поколений стали бы уже на высшую ступень перед нашими будочниками…
Будет, будет это время для вас, воины в броне сермяжной!»
Сейчас уже невозможно определить, какой срок для перехода на высшую ступень отводил рядовым полицейским служителям философ из «Нового живописца». По крайней мере, современники свидетельствуют, что и в середине XIX в. будочники в общей своей массе по-прежнему оставались далекими от совершенства.
«Будочники были безусловно грязны, грубы, мрачны и несведущи, – писал в мемуарах Н.В. Давыдов, – да к ним никто и не думал обращаться за справками, совершенно сознавая, что они лишь живые «пугала» для злых и для добрых, специально приспособленные для того, чтобы на улицах чувствовалась публикой и была воочию видна власть предержащая, проявлявшаяся в том, что учинивший какое-либо нарушение обыватель, впрочем, не всегда и не всякий, а именно глядя по обстоятельствам и лицам, «забирался» в полицию».
Будочник, которого товарищ зазывает в кабак
(илл. к книге А. Голицынского «Уличные типы»).
Как происходило задержание нарушителей общественного порядка, рассказала Е.И. Козлинина в воспоминаниях «За полвека. 1862–1912 (пятьдесят лет в стенах суда)». По ее свидетельству, у будочника всегда был наготове моток крепкой бечевки, хранившийся до случая за отворотом обшлага шинели. Полицейский страж связывал дебоширу руки и вел для разбора в квартал (канцелярию). Если