грудью в пейзаж
И, по знакомству, у Пуссэна
Заснул, кляня свой вояж.
Его ловили неуклонно,
Стремянкой бороздили пол, —
И с Александровской колонны
Его хранитель не сошел…
Но стриж, что куксился забавно,
Медь крыльев чуя вдалеке,
Вдруг полетел легко и плавно
С твоей руки к его руке.
16 сентября 1938
Сонет
Прекрасны камни Царского Села:
В сих раковинах – славы отзвук гулкий, —
Но если б вновь родиться я могла.
Я родилась бы снова в Петербурге.
Его оград чугунная трава.
Гранитные перевивая чурки.
Вросла мне в сердце, голубее шкурки
Песца та многократная Нева.
Ораниенбаум с прогнившей балюстрадой,
Протёрт газон еще Петрова сада…
И Павловска эпическую медь
Переживу, и Петергоф тяжелый,
Где воды свежи и где зреет жолудь —
Но в Гатчине хочу я умереть.
16 сентября 1938
Стихотворения, не включенные в сборники
Простор стихающей Невы
Простор стихающей Невы.
Я у руля, гребете – Вы.
Слова о розовой звезде.
Круги от лодки на воде.
Сказало зеркало едва.
Что под глазами синева.
Туман молочный над рекой.
Обратный путь – рука с рукой.
От белой ночи на Неве
Остались: тяжесть в голове.
Платка измятого духи
И бред, сложившийся в стихи.
1922
En automne
Осень. Вечерний ветер.
Солнечный диск высок.
Плачу, влюбленный в эти
Вздохи засохших осок.
Листья в воде Зеленой.
Мраморный водоем…
Холод румянит клены.
Холод и в сердце моем.
Смех. Силуэт. Не ты ли?
Лип шелестят верхи…
В парке твои застыли.
С прошлого года, духи.
1922
Высокий звон и говор птичий
Высокий звон и говор птичий.
Неустрашимый взлет копья.
Светильником в руке Девичьей
Дрожит и тает жизнь моя.
Какая слава медью стынет.
Каким огнем мы все горим? —
Я знаю: правы те, кто ныне
Возводит свой Четвертый Рим.
Но есть плененные ошибкой:
У тех – да минет их гроза! —
С мистической полуулыбкой
На мир опущены глаза.
1925
Мне легла не большая дорога
Мне легла не большая дорога,
А глухая медвежья тропа.
Старый друг, разве мир – не берлога,
Где любовь от рожденья слепа? —
В эту жизнь я вошла с колыбели
Как в несытую солнцем тайгу;
Рыжей белкой качалась на ели.
Волчьим выродком стыла в снегу.
Новолунью сердилась спросонок
И мохнатой звериной судьбе.
А теперь я –