там, внизу – в мистическом тумане…
Меж тем со стен, где бледных досок ряд
Златят имен немые вереницы, —
На буйный пир таинственно глядят
Блестящие холодные гробницы.
IV
Дом дедов
Сонет
Ты не для жизни, нет, – для томной мелодрамы
Построенный, стоишь, дощатый серый дом,
Где стекла – в радугах, и покосились рамы
С сердцами по углам, поросшими грибком.
Здесь были до конца меланхоличны дамы…
Как нежно клавесин журчал и пел о нем\
Но франты ловкие ловили легче гаммы
Записку жгучую с надушенным платком.
И тонкий аромат красивого порока,
Насквозь провеянный дыханьем злого рока,
Струил трагический и пряный пустоцвет;
И сколько шепотов носилось в темных залах,
Когда оглядывал в раздумьи пистолет
Вивер, развенчанный усмешкой губок алых!
V
Портрет в кабинете
Сонет
В шлафроке стеганом, над грудью утучненной
Чубук подъемлет он как некий властный жезл;
Десница ж мягкая с истомой полусонной
Качает плавно кисть пурпурную у чресл.
На блеклом бархате резных огромных кресл
Как светел воск лица и череп обнаженный!
А над челом кумир Киприды благосклонной
Восставил друг искусств и судия ремесл.
Припухлые глаза, не ведая печали,
От дней медлительных лазурность потеряли, —
Лишь тлеет искорка в хладеющей золе.
Отец для поселян, а к девам пуще ласков,
Он весь тут до конца. – Прибавьте на столе
Том кожи палевой с тиснением: Херасков.
VI
Церковный староста
Сонет
Ты был простой и тихий человек
И в сюртуке ходил ты длиннополом;
Краснел как девушка, детей не сек
И не блистал ни сметкой, ни глаголом.
– Стань ктитором! – тебе однажды рек
Сам протопоп. В молчании тяжелом
Ты сгорбился, потупя пленку век,
Зане ты был смиренным мукомолом.
И двадцать лет по церкви ты бродил
С тарелкой жестяной, покуда сил
Хватало. Колокол, тобой отлитый,
Так сладок в ночь, когда затихнет мир,
Что для тебя, почивший под ракитой,
Он, – верю, – слаще лучших райских лир.
VII
Приказчик
Дорожкой полевой в потертом шарабане
Ты не спеша трусишь… Луга еще в тумане;
Но встал ты вовремя: ты правишь ремесло.
Картуз, надвинутый на хмурое чело,
В рубахе кубовой твой стан отяжелелый,
Степная крепость мышц и шеи загорелой,
В перчатке замшевой огромная рука
И длинный жесткий ус, седеющий слегка,
На грунте желтых нив и неба голубого, —
Как много для меня храните вы родного!
Лошадка круглая, не требуя вожжей,
Бежит размеренно – ни тише, ни скорей.
Ты должен осмотреть