если бы вдруг явился волшебник и исполнил наше желание?
– Как приятно, что у нас с вами есть общие желания, месье… – бросив этот откровенный намек – не зная, что тем самым плеснул масла в огонь – Эрнест сделал вид, что серьезно раздумывает над вопросом:
– Нуууу… полагаю, что в основном я проводил бы время вблизи лестницы Дарю, в компании Ники Самофракийской… люблю, знаете ли, женщин, способных настолько потерять голову!..
Марэ от души засмеялся над шуткой своего остроумного спутника, а Эрнест, польщенный реакцией, не дал ему отдышаться:
– Но знаете что, месье Марэ?..
– Что?
– Я думаю… нам с вами обоим пришелся бы по душе семьдесят седьмой зал галереи Денон… (4) Райское местечко для романтиков, в красоте прошлого черпающих силы, чтобы существовать в настоящем и не терять надежды на будущее.
– Ммммм… вы очень красиво это сказали, мой друг, но увы, я не так хорошо, как вы, знаком с расположением залов и коллекцией.
– Тот самый, где мы с вами добрую четверть часа простояли перед «Свободой» – с ее восхитительной грудью и фригийским колпаком.
– Да, вы правы… припоминаю. – Марэ вновь мягко улыбнулся, сдерживая печаль, посетившую его, когда художник дважды походя расписался в своем чувственном притяжении к женским прелестям, пусть даже мраморным или написанным на холсте. Это снова убедило его в необходимости взять под контроль собственное влечение, и с достоинством выйти из ситуации, что вскоре могла стать обоюдно неловкой:
– Лучше признаюсь, пока не поздно… я в самом деле немного устал. Сегодняшний день начался очень уж рано, а сейчас время к ужину, и…
Улыбка Эрнеста мгновенно погасла – словно кто-то выключил солнце – и на лице выразилось разочарование столь горькое, что это окончательно смутило и сбило Марэ с толку. Он поглубже вдохнул, сделал шаг навстречу художнику, взял его за руку и, глядя прямо в глаза, проговорил:
– Но… вы ведь не откажетесь поужинать со мной, месье Верней? Терпеть не могу есть в одиночестве… а тем более, пить.
***
Около трех часов ночи доктора Эмиля Шаффхаузена разбудил телефонный звонок. Доктор недовольно заворчал и попытался спрятать голову под подушку, надеясь, что это наглое вторжение в ночной покой – просто ошибка диспетчера; но телефон не умолкал и продолжал заливаться истерической трелью. Стало быть, звонили из клиники, и там случилось что-то экстраординарное, поскольку беспокоить патрона в нерабочие часы строжайше запрещалось всем… Исключения делались лишь в единичных случаях, когда речь шла о прямой угрозе жизни пациента – и невозможности дежурного врача справиться с этой ситуацией самостоятельно.
«Вишенкой на торте» стал раздраженный голос супруги, донесшийся из соседней комнаты:
– Эмиль, ради всего святого, сними уже трубку и уйми своих бездарных идиотов, неспособных дать очередному