и взлохмаченного молодого человека в черной блузе и джинсах-клеш, куда больше похожего на бродягу-хиппи или бродячего кота, чем на графского сына.
– Чего я хочу?.. Я хочу всего лишь так подготовить сцену к съемке, чтобы она, черт побери, была похожа на столовую восемнадцатого века, где обедневший барон с дочкой принимают знатную особу, а не на чертов «модный салон» в стиле Второй империи!.. А для этого надо всего лишь заменить вот эти занавеси, проклятую вазу и чертову посуду!.. Неужели я так много хочу, месье Брюле? Правдоподобия! Всего лишь правдоподобия!
Эрнест в сердцах врезал ладонью по антикварной столешнице, фарфоровые тарелки подпрыгнули, как испуганные горничные. Брюле возвел глаза к потолку и в сотый раз проклял решение начальства снимать все сцены, связанные с семейством Таверне, включая визит Марии-Антуанетты, в замке Сен-Бриз. И дело было вовсе не в том, что пришлось тащиться из Парижа в Бургундию – такие переезды неизбежно сопутствовали работе над историческим фильмом. Авральные сроки подготовки тоже можно было пережить, в конце концов, когда это на французском телевидении удавалось строго выдерживать график, без отставаний, срывов съемочных дней, истерик директора и скачек с препятствиями?.. Но художник-декоратор, включенный в рабочую группу в последний момент, бывший по совместительству виконтом и сыном владельца замка, оказался полной катастрофой. Брюле не понимал, за какие грехи ему послан этот сумасшедший, и почему достойнейший мэтр Макс Дуи так его ценит, что предоставил широкие полномочия… и дал карт-бланш на произвол.
Промучавшись трое суток и чуть сам не сойдя с ума, Клод не выдержал, бросился к мэтру и слезно просил убрать Эрнеста Вернея куда-нибудь подальше, заверяя, что он с ассистентами сам в лучшем виде подберет нужный реквизит и декорирует площадку в соответствии с эскизами и общим цветовым решением… К его удивлению, Дуи категорически отверг все жалобы и потребовал от Клода не нести ерунды и не строить из себя обиженную школьницу. Дескать, они, французы, тут все в одной лодке, и должны показать немцам, как следует по-настоящему снимать кино о французской истории по книге французского классика. И месье Верней на картине нужен, просто необходим, поскольку отменно знает историю и декоративно-прикладное искусство, превосходно чувствует цвета и оттенки, а самое главное – умеет с помощью цвета и разнообразных мелочей создавать нужный эмоциональный фон… Декораторов полно, и художники-оформители вокруг кишмя кишат, вечно обивают пороги студий, но такие психи как Верней – психи в хорошем смысле слова, тонко чувствующие и впечатлительные, на вес золота.
Прослушав этот торжественный спич из уст мэтра, Брюле понял, что его натуральным образом продали в рабство, и от Вернея ему не избавиться никакими силами… по крайней мере, до конца натурных съемок в «замке Таверне», то бишь, Сен-Бриз… Значит, оставалось последнее прибежище: профессионализм. Симпатии симпатиями, обиды -обидами, а работа -работой.