потрудились прочесть, то знали бы, что история Калиостро связана с тайнами и мистериями египетских жрецов, а кувшин… кувшин – это атрибут одного из египетских богов, вода, вытекающая из него, олицетворяет Нил!.. Разве это не прямое указание на Бальзамо, на ту его ипостась, что была…
– О, прошу вас, хватит, хватит! – Брюле с мольбой воздел руки. – Я вам верю… но все равно не могу понять, почему этот кувшин – и пятнадцать других, которые мы нашли в кладовых и перебрали – вам не годятся… и самое главное, где мы теперь найдем нужный реквизит, если все имеющееся не годится, а завтра приедут артисты?..
– Я и не прошу вас… – заявил Эрнест и упрямо встряхнул головой. – У меня еще есть время до завтрашнего вечера. Я поеду в Дижон, в антикварную лавку… я видел там именно то, что нужно.
– Месье Верней, но как же так можно, получается, вас не будет по меньшей мере несколько часов, и мы с ассистентами начнем сами готовить площадку… а потом вы приедете с кувшином и начнете требовать, чтобы мы все убрали и делали заново!
– Ничего, мы все успеем… – Эрнест умолк и повернулся к окну, взглянуть на темнеющее закатное небо. – Мне просто нужно поточнее узнать, когда прибудет месье Марэ.
– Без опозданий, уж будьте уверены… – хмыкнул реквизитор, а про себя подумал, что решение Вернея зачем-то сбежать в Дижон ему на руку: во-первых, можно спокойно поработать над декорацией, а во-вторых, если что-то пойдет не так, виноватым при любых раскладах окажется художник, перекроивший все планы и все сорвавший сроки.
***
– Эрнест, пожалуйста, пойдем обедать! – взмолился Роже на исходе третьего часа совместного рысканья по Дижону. – У меня ноги отваливаются… и я со вчерашнего дня ничего не ел, кроме засохшей булочки и кусочка сыра.
– Для парижанина ты удивительно не стойкий, – фыркнул Верней и метнул в спутника свой фирменный ироничный взгляд, сводивший Розочку с ума с первой встречи. – А знаешь, когда я учился в Кондорсе, нас там регулярно мучали греко-римскими мудрецами, в частности, Плутархом.
– Ну и что?.. – вздохнул Роже и, пользуясь случаям, оперся на плечо Эрнеста и почти повис на любовнике.
– А то, что у этого достойного мужа я вычитал наставление: «Полезно упражнять душу горем, а желудок – голодом».
– Тогда он должен быть мною доволен… ибо я делаю и то, и другое, – покачал головой Пикар. – Да еще и смиренен, как жертвенный агнец, повинуясь такому тирану, как ты…
– Роже, пожалуйста, сделай мне одолжение.
– Какое?
– Перестань ныть. Будь мужчиной.
«Что? Наподобие твоего солнцеликого божества, твоего Юпитера, для которого ты оказался чересчур юным Ганимедом?» – хотел съязвить Розочка, но благоразумно прикусил язык. В последнее время Эрнест настолько нервно реагировал на любое упоминание всуе месье Марэ, что рисковать его благорасположением не стоило…
Приехав в город ста колоколен