ипостась писающего мальчика, – ухмыльнулся Верней, и сказал совсем другим тоном, теплым, без тени насмешки: – Ну и какого хрена ты столько мучался? Чертова твоя деликатность! Давай, иди, займи нам столик в том кабачке, который тебе так приглянулся, я скоро приду.
– Точно придешь?
– Ну а куда я денусь из антикварной лавки? Провалюсь в зазеркалье или застряну в волшебной лампе?..
– Да кто ж вас знает, месье Верней… – Роже подозрительно посмотрел на Эрнеста, гадая, не замышляет ли он какую-нибудь авантюру; художник стойко выдержал его взгляд:
– Не сходи с ума, Розочка. Ключи от машины ведь у тебя, а меня нисколько не прельщает перспектива ехать обратно на поезде или тратиться на такси.
Это прагматичное соображение убедило Пикара, и, предоставив Эрнесту свободу действий, он поспешил к облюбованному ресторанчику с немудреным названием «У Камергера» (2).
***
Интуиция не подвела художника: едва войдя в магазин, он сразу же заметил то, что искал – винтажный оловянный кувшин для вина, явно немецкой работы, и совершенно точно относящийся к восемнадцатому веку…
Как назло, именно этот кувшин вертела в руках и пристально рассматривала элегантная дама в длинном замшевом тренче цвете какао и шелковом изящном платке.
Хозяин заведения, пожилой грузноватый еврей, в уютной плюшевой кофте, надетой поверх нарядной светлой рубахи, терпеливо ждал, пока посетительница примет решение, и либо купит кувшин, либо поставит его на место. При этом он не старался казаться довольным или даже сколько-нибудь приветливым – прежде всего потому, что дама была англичанка, и очень плохо говорила по-французски. Помимо промаха, совершенного покупательницей в момент своего рождения, она еще и пыталась торговаться. Цена в полторы тысячи франков за старое олово казалась ей непомерной, несмотря на стопроцентную подлинность антикварной вещицы, что подтверждалось мастерским клеймом и другими косвенными признаками, очевидными для знатока.
Эрнесту хватило десяти секунд, чтобы оценить ситуацию и принять решение. Глаза у него загорелись как у кота – кувшин был именно такой, как надо, и художник не собирался его упускать. Он знаком показал хозяину, что готов купить заинтересовавший его предмет без всякого торга, и тот еле заметно кивнул, давая понять, что отдаст, если новый покупатель избавится от надоедливой англичанки.
Разумеется, воспитание и врожденная галантность по отношению к прекрасной половине человечества не позволяли грубо выхватить искомый сосуд из тонких рук незнакомки. Верней по-кошачьи тихо приблизился к женщине, поглощенной созерцанием дна кувшина, и обратился к ней на чистейшем английском:
– Прошу прощения, мадам, но чем вас так привлекла эта грубая подделка под наследие немецких оловянщиков?..
– О, месье, слава Богу, здесь хоть кто-то понимает по-английски! – с облегчением воскликнула дама, повернулась