года. Мартин не хотел быть больше его марионеткой, не хотел этого покровительственного обращения, он устал терпеть это унижение. Мартин, общаясь со своим мужчиной, чувствовал себя глупым, неопытным, ничего не знающим, и не смышленым. Мартин, в конце концов, хотел спать с кем-нибудь помоложе. И потому он написал мужчине откровенное письмо, полное упреков, детских обид и зависти. Мартин, конечно, не мог ничего этого сказать прямо в глаза. Он не очень смел, наш Мартин. И все-таки он, бросивший, как и я, отвергнутая, нуждался в утешении. Дело в том, что мужчина оплачивал обучение Мартина в художественной академии прекрасного Дюссельдорфа. Мужчина все-таки не был меценатом, чтобы продолжить делать это просто так. А Мартин не был настолько прекрасным любовником, чтоб мужчина мог оплачивать его обучение по старой памяти и в знак вечной благодарности за возвращенную молодость. Я жалела Мартина. А когда он сказал мне, что мужчина по совместительству декан факультета, на котором Мартин учился, я рассмеялась. Но начала сочувствовать Мартину еще больше: значит, его скоро исключат из академии. Все-таки грустно, когда тебя исключают по такой глупой причине.
Тогда я предложила Мартину уехать со мной в Бельгию. Мое обучение в Германии подходило к концу, но я решила оборвать его досрочно, поскольку не в моих силах было ходить на одни и те же занятия с ней, – той, что отвергла меня. Мартин был пьян, и согласился. Я объяснила ему, как можно все это обустроить. Он был так благодарен, а я так рада, поскольку смогла помочь хоть кому-то, что в итоге мы поехали к нему и переспали.
Мы тут же поняли, насколько это было отвратительно для нас обоих, и, желая достигнуть низшей точки самоунижения, решили стать лучшими друзьями и держаться друг за друга. Кстати, у этой дружбы была и объективная причина: Мартин отлично знал английский язык, в отличие от всех прочих студентов и жителей Дюссельдорфа, поэтому мы могли подолгу разговаривать, но только нам не о чем было говорить. Мартин два с половиной года ходил на дорогостоящие курсы, прилежно занимался, и потому достиг такого результата. Курсы, кстати, тоже оплачивал тот мужчина –декан факультета. Так что, в определенном смысле, Мартин выучил английский язык благодаря постели…
– Ну хватит! – Мириам, произнося этот монолог, держала свою руку на плече сидящего за столом Мартина, поэтому ему не составило труда шлепнуть её по пальцам.
– Прекрасно! Сегодня такой воскресный день, когда каждый считает своим долгом ударить Мириам? Анри, твоя очередь! Ты еще не бил меня! – будто в исступлении, воскликнула Мириам.
– Мне не за что бить тебя… – тихо произнес Анри, взглянув на неё будто снизу, – ты говорила правду обо мне…
– И ты не обиделся? Анри, ты удивителен! Редко можно встретить человека, который спокойно принимает правду. Отдельного восхищения заслуживает тот факт, что не столь давно тебя вытащили из петли, куда ты полез, устав ждать от мира любви, признательности и тепла…
Я закрыл глаза. Уйти бы поскорее из этого дурдома.
– Этьен, ну зачем ты рассказал? – вздохнул Анри. Я, приоткрыв