сжимать человеческую шею до тех пор, пока она не хрустнет. Все те злодеи, что орудуют по закоулкам этого тихого города. Воры, мошенники и мужчины, которые насилуют и убивают детей. В своем роде ассасины, но не такие, которые нравятся нам в фильме «Октагон». Эти мужчины ходят в шлепанцах и коротких шортах. Они бьют людей не самурайскими мечами, а ножами, которые используют, чтобы нарезать жаркое по воскресеньям, когда к ним заглядывают их вдовствующие матери. Пригородные психопаты. Наставники Даррена.
– На меня они не работают, – говорю я.
– Ну, они работают на твоего отца, – отзывается Даррен.
– Он мне не отец.
– О, забыл, прости. А где твой настоящий отец?
– В Брекен-Ридже.
– Он хороший?
Всяк норовит подойти к взрослым мужчинам в моей жизни с меркой «хороший-плохой». Я оцениваю их по- иному. По мелким деталям. По воспоминаниям. По тому, как они произносили мое имя.
– Не успел узнать, – отвечаю я. – Что для тебя означает – быть хорошим мужчиной?
– Я никогда не встречал ни одного хорошего, только и всего, – говорит он. – Взрослые мужчины, Тинк, – самые поганые твари на планете. Никогда не доверяй им.
– А где твой настоящий отец? – спрашиваю теперь я.
Даррен поднимается из канавы, сплевывая струйку слюны сквозь стиснутые зубы.
– Ровно там, где ему положено быть, – отвечает он.
Мы возвращаемся по подъездной дорожке к дому Даррена и снова усаживаемся на краю батута. Лайл и Бич все еще погружены в кажущийся бесконечным разговор.
– Не парься, чувак, – произносит Даррен. – Ты просто выиграл в лотерею. Ты попал внутрь растущей индустрии. Рынок того дерьма в ящике для льда никогда не умрет.
Даррен говорит, что его мама недавно рассказала ему секрет об австралийцах. Она сказала, что этот секрет сделает его богатым человеком. Она сказала, что величайший секрет Австралии – это страдание, присущее нации. Бич Данг смеялась над рекламой по телевизору, в которой Пол Хоган кладет креветку на барбекю. Она сказала, что иностранные гости должны знать, что происходит через пять часов после такого австралийского барбекю с креветками, когда пиво и ром примешиваются к жестоким головным болям от солнца и по всей стране за закрытыми дверями свершается субботнее вечернее насилие. Правда состоит в том, сказала Бич, что австралийское детство такое идиллическое и радостное, настолько заполненное походами на пляж и играми в крикет на заднем дворе, что австралийская взрослая жизнь не может соответствовать нашим детским ожиданиям. Наши прекрасные ранние годы в этом огромном островном раю обрекают нас на меланхолию, потому что мы знаем, честно чувствуем костным мозгом под сомнительно-бронзовой кожей, что уже никогда не будем счастливее, чем прежде. Она сказала, что мы живем в одной из самых огромных стран на Земле, но на самом деле глубоко внутри мы все несчастны, а наркота лечит страдания, и индустрия «дури» никогда не умрет, потому что австралийское страдание никогда не прекратится.
– Через десять-двадцать лет я буду владеть