и не сопротивляется. Ни одна! Он может овладеть любой. Однажды, он, к своему же удивлению, занимался сексом со своей матерью; и во сне это было вполне нормально. Это не была буквально его мать, но другая женщина, которая, однако, он это знал, была его матерью. Проснувшись тогда, и пристыженный бодрствующим сознанием, он пытался забыть его, как если бы он ему не снился, но, как нарочно, запомнил его. Бывало и так, что, будучи во власти сна, он все же понимал, что это сон, и тогда бросался на первую же встречную, просыпаясь с поллюцией; но так бывало редко, «а жаль». Однако в этот раз все его мысли были прикованы к фразе, крутившейся в голове как пластинка: «И да, и нет – вам некто скажет, и путь он в лимб вам всем закажет».
Только коснувшись спиной спины жены, он заметил, что невольно придвинулся к ней, чтобы чувствовать себя спокойней. «Мать родная! Вот это ночка!» – дивился он.
Он так и пролежал до утра, не сомкнув глаз, во власти тревожных мыслей. Лишь с ранней зарей его немного отпустило.
Целый день он был поглощен мыслями об этих снах: за обедом ли, в компании коллег, или на рабочем заседании в Министерстве, где он выступал, – он обедал, беседовал, отвечал на каверзные вопросы руководства, но делал все почти механически, мысленно пребывая в каком-то подвешенном состоянии сознания, сродни отрешенности.
Он где-то читал теорию одного известного психолога (имя которой уже не помнил), что сновидения – это столкновение грез со страхами, совокупление мечты с тревогами, не только явными, но и подсознательными, особенно подсознательными. Скрытые в потайных уголках сознания, незримые для бодрствующего ока, случайно ли оказавшиеся там или загнанные туда велениями пристыженной совести, они ждут своего часа, когда сознание будет безоружно – во власти сна, чтобы безнаказанно заявить о своем существовании. Не говоря уже все о той же Летиции Изадора, вся нашумевшая теория которой вилась вокруг эроса и все в поведении человека объяснялось им же. Немалая доля ее работ была посвящена именно снам, причем снам эротическим. Чтобы она сказала о нем, будь ей доступны его сны? – об этом он даже боялся представить.
Но фраза из сна казалось ему слишком в рифму, слишком стихотворной, чтобы быть просто плодом сновидения. Видимо раньше он ее уже слышал, и вот она всплыла во сне. Еще утром, за завтраком, он набрал фразу на планшете, чтобы посмотреть, что выдаст всемогущий интернет, но, к своему удивлению, не нашел ничего путного: интернет оказался не так всемогущ и не выдал ни одного совпадения. Странно. У Айгуль не стал спрашивать. Спроси ее, пришлось бы рассказывать весь сон, а этого он не хотел: подумает еще, что он придает слишком большое значение таким пустякам. На ее же вопрос о ночном кошмаре, просто сказал, что не помнит его. Может действительно всего лишь фраза из сна, не больше.
«Такой впечатлительный я, оказывается, – дивился он себе, – так маховик воображения раскрутился, и из-за чего? Из-за рассказа жены?.. Причем какого рассказа – об утреннике сына!»
И