была неприятна эта беседа, и она, как ей показалось, не смогла это скрыть от собеседницы; где-то даже не захотела. Будучи во власти тягостных мыслей, порожденных увиденным, классный руководитель воспринимался не только соучастником, но хуже – дирижером этого «организованного ужаса». Айгуль потом корила себя за то, что не совладала с собой. «Не отразилось бы это на отношении преподавателя к ее сыну», – беспокоилась она.
Этот случай усилил ее убеждение, что школа, будучи институтом образования, да и местом социализации детей, где они проводят большую часть активного времени, выступает не только храмом просвещения, коим она в идеале призвана быть, но и местом социального муштрования юного поколения и, как ни парадоксально, заточения его разума. Очередным местом, наряду с семьей и улицей. Во всяком случае в этой стране. И очень эффективным, принимая во внимание возраст подопечных, а также непререкаемый авторитет людей, там вещающих. И хорошо если преподаватели ограничиваются только рамками своего предмета, как и должно быть, но раз на раз не приходится – нет-нет, да и поддастся кто-нибудь соблазну воспитывать детишек, а может и увидит в этом крайнюю необходимость. А там все уже зависит от самого человека; та же Амина Гульсым – высококлассный преподаватель по математике, о которой Айгуль слышала только позитивные отзывы с профессиональной точки зрения, да и к детям, говорят, подход умеет найти, а вышла за рамки преподавания – и на тебе, – День Отцов во всей красе! Больше «День рабов» получился. Да и в других школах, пожалуй, ничем не лучше…
Такие мысли бороздили бескрайние просторы сознания обеспокоенной матери Дамира, которыми она поделилась с мужем, рассказывая про утренник.
Этот рассказ натолкнул Икрама на долгие размышления после.
Сам он, неоднократно посещая разные мероприятия и собрания сына, даже не обращал внимания на такие моменты; не то, чтобы он не придавал им должного значения, он просто их не замечал. Все ему казалось складным и естественным. Если бы он был на утреннике вместо Айгуль, то, пожалуй, радовался и аплодировал бы от всей души, и вполне искренне. Теперь же сетовал на свою невнимательность и даже скудоумие в этом вопросе, невзирая на то, что Айгуль, работа которой как раз и заключалась в достижении гендерного равноправия, часто делилась с ним как новостями по работе, так и своими мыслями в целом.
Он всегда воспринимал такие разговоры, в том числе работу супруги в данном направлении, чем-то абстрактным. Все в таких разговорах он находил правильным, справедливым и очень нужным обществу, и вместе с тем, это представлялось ему чем-то далеким и практической жизни никак не касающимся. Для него, – человека технической профессии и прикладного склада ума (как он сам любил повторять), подобные темы были сродни философствованию на досуге за бокалом вина. Важное слово – «были». Теперь же, столкнувшись с этим в реальной жизни, на примере своего мальчика, данный феномен обрел для него самый что ни на есть прикладной характер.