бросил её в рот. Пока медленно пережёвывал хрустящий на зубах хлеб, мучительно ждал, когда же, наконец, эта лишняя водка приживётся в его утробе.
Ему явно нравились эти простые люди. А в глазах украинцев светилась взаимная симпатия. Им тоже нравилось, как местный казак-некрасовец умело разбавлял украинскую мову и понятно для всех балакал, как лихо пил водку и с достоинством при этом держался. Они даже завидовали его мягким, блестящим, с обрубленными носками чёрным сапогам, его бешмету, пошитому из добротного сукна, кинжалу искусной работы в богато украшенных серебром ножнах, папахе с красным верхом, на край которой с вызовом для всех закручивался чуб.
– Спасибо, братцы, – с поклоном произнёс поймавший, наконец, кураж некрасовец, тем самым благородно отвергая следующую чарку, и легко вскочил на своего боевого коня. – От баньки не откажи, – придерживая горячего скакуна, на прощание попросил он Поддубного. – Много вопросов нам сегодня решить надобно. Тарантас к вечеру пришлю…
Обнадёживая всех остальных на будущее, поделился далеко идущими планами:
– Обоз с хлебом к Рождеству к нам на Кубань прибудет. Солдат из Копыла весной в помощь выделят. Сам Суворов Александр Васильевич обещал мне лично. Саман вместе мешать будем. К следующей осени всем вам хаты обязательно поставим.
И они, со стороны больше похожие на свирепых черкесов, прижавшись к гривам своих скакунов, понеслись в сторону своего села.
Тотчас прибежал из некрасовского поселения звонарь и упал в ноги отцу Серафиму.
– Батюшка, принимай церковь нашу, – громко взмолился звонарь: – Наш-то антихрист тайно сбежал куда-то. Дьякона Илью три месяца назад похоронили. Мне по сану не положено службу в церкви править.
Отец Серафим бережно поднял с земли на ноги звонаря, и они пошли по направлению к церкви. Звонарь эмоционально размахивал руками, продолжая, по всей видимости, горько жаловаться на судьбу.
К сумеркам въехала в крепость починенная кибитка Панаса и Оксаны. Вопросительным кивком головы полковник поинтересовался у перепачканного липким чернозёмом Панаса как дела. После положительного ответного кивка хранителя казны криво улыбнулся. Слово казна никак не подходила к зарытому в землю добру. Мешочек с мелкими турецкими алмазами да полтора фунта золотого песка больше походили на тёщину заначку, спрятанную на чёрный день.
– Ну и добре, верные мои хранители, – негромко произнёс полковник Поддубный и после тяжёлого вздоха добавил: – Отдыхайте, утро вечера мудренее.
И непроизвольно повернул голову на звон колокольчика. По дороге к старой крепости из Старо-Редутского поселения мчался обещанный Акимом Федотовичем тарантас.
Молодой воин Нарым примкнул к знамёнам «развратников» из джамбулуцкой орды. Высокий, ловкий в джигитовке татарин сразу приобрёл расположение у военачальников войска и тут же был зачислен в сотню личных телохранителей Батыр-Гирея.