есть?! – воскликнул официант.
– Наевшись, вы поглаживаете брюхо и приговариваете: «Обожра-атушки».
– Все так поступают.
– Так, – сказал я. – Принесите полпорции говядины, без картофеля, под вино. Овощи есть? Или зелень какая?
Я думал, повариха рассмеется мне в лицо, однако она сказала:
– В кладовой, кажись, была морковь.
– Значит, мне пучок морковки с говядиной. Морковь очистить и сварить. За беспокойство можете взять цену полного блюда. Вас это устраивает?
– Как пожелаете, сэр, – ответила повариха.
– Я пока принесу вино, – сказал официант.
Наконец принесли тарелку, на которой исходила паром кучка вялой морковки. Повариха оскоблила ее, оставив, впрочем, ботву. Вот же вредина! Я умял с полдюжины морковок, но еда словно растаяла, так и не попав в желудок. Мне вдруг отчаянно захотелось поскорее добраться до мяса. Оно покоилось на самом донышке, и все – до последнего кусочка – очень уж быстро закончилось. Я даже расстроился. Задув свечу, я вновь посмотрел на свои призрачные руки. Когда в пальцах начало покалывать, я вспомнил о цыганском проклятии. Когда оно начнет действовать и подействует ли вообще? Как именно погубит оно меня?
Пришел официант забрать посуду. Указав на остатки моркови, он простодушно спросил:
– Доедать будете?
– Нет, уносите.
– Еще вина?
– Да, бокал.
– Десерт подавать?
– Черт подери, нет!
Бедный официант поспешил прочь.
Глава 22
Утром я заглянул в комнату к Чарли и нисколько не удивился, застав его больным и совершенно не в настроении продолжать путь. Я хотел было его упрекнуть, что, впрочем, было вовсе не обязательно. Чарли и без меня знал, что скакать предстоит весь день, до упора, и заверил, что через час будет готов отправляться. Я не стал спрашивать его, какое такое волшебство он намерен сотворить, дабы излечиться быстро и полностью. Оставив братца страдать в одиночестве, я покинул наполненную перегаром комнату и отправился в давешний ресторан завтракать. Жутко хотелось есть. На месте официанта сегодня был паренек, сильно на него похожий. Должно быть, сын.
– Гд е твой отец? – решил я поинтересоваться.
Сложив у груди ладони, паренек ответил:
– На небесах.
Съев немного яиц и бобов, я, все такой же голодный, сидел и смотрел на жирную тарелку. Вылизать бы ее, да приличия не позволяют. Наконец пришел паренек и забрал посуду. Я же следил за тарелкой, сопровождая ее взглядом через весь зал и до кухни, где она пропала из виду. Вернувшись, паренек спросил:
– Не желаете ли еще чего-нибудь, прежде чем расплатиться? Есть свежий пирог, испекли этим утром.
– Пирог? С чем? – спросил я, втайне надеясь: «Только бы не с вишней, только бы не…»
– С вишней, – ответил малый. – С пылу с жару. Имейте в виду: вишневый пирог у нас быстро расходится. Со всего города прибегают отведать.
Тут я, наверное, скорчил хворую мину, потому что паренек взволнованно произнес:
– Мистер, что с вами? Вам плохо?
На лбу у меня выступил