точней.
Шампанское придало Соне смелости. Щеки порозовели, вьющиеся прядки выбились из косы. Не сбавляя шага, главред прищурился одобрительно, явно осознавая перемену в тихой библиотечной мышке. Но тут в кабинет заглянул репортер Синица, и Хорошевич не упустил момента воткнуть шпильку.
– Видите, мадемуазель Веснина фактически кроит нам сенсацию из материала, который вы сочли неинтересным!
– Цыплят по осени считают – буркнул Синица, хмуро кивая Соне, и кладя на стол заготовку статьи.
– По поводу благотворительного бала…
Хорошевич пробежал глазами поданный листок.
– Пресновато, батенька. Даже для столь немаловажного события. Где драматургия? Интриги, тайны? Так у нас тираж обнулится. Работайте!
Синица вышел, явно борясь с желанием хлопнуть дверью.
– Зависть сильнейший стимул для профессионального развития, – не без удовольствия сообщил Хорошевич. – Так во сколько вы идете на свидание?
– Это не свидание, а эксперимент… – поправила Соня.
– Вся наша жизнь эксперимент, детка… Кстати, я тоже навел кое какие справки. Ваш Голицын натуральный князь, сын Сергея Голицына, недавно почившего. Так что добыча крупная. Я бы на вашем месте хотя бы губы подкрасил… Все, молчу!
Хорошевич замахал руками в немом благословлении.
В половине седьмого Голицын подвез Соню к богатому особняку на Пречистенке. Важный швейцар отнес беличью шубку в гардеробную, где висели сплошь соболя и котиковые манто. В огромном венецианском зеркале Соня увидела свое отражение. Насколько же убогой, наверное, выглядит ее чистенькая, но уже не раз стиранная блузка в сочетании со скромной юбкой, перешитой из материной. Голицын словно почувствовав Сонино смущение, крепко взял под локоть
– Ничего не бойтесь. Здесь вам будут рады…
По витой лестнице они поднялись в зал, который, очевидно, совмещал функции бального и концертного. Посреди стоял странный инструмент, очевидно, переделанный из рояля, поскольку сохранил корпус, педали, клавиатуру и другие узнаваемые приметы. Но были и отличия. Самым заметным являлся полукруг диаметром не менее метра, окрашенный в ярко-алый цвет и фактически заменяющий собой часть поднятой крышки.
Вокруг инструмента стояло не менее полусотни кресел, большинство которых было уже занято зрителями. То там, то здесь вспыхивали огоньки бриллиантов, блестели белоснежные улыбки – результат работы дорогих дантистов. Голицына узнавали, ему кивали, дамы улыбались, но никто не произносил ни звука. В зале стояла тишина, прерываемая лишь шелестом материи и программок.
– Пойдемте, я покажу вам инструмент…
Подойдя к «роялю», Леонид откинул крышку. Вместо струн Соня увидела переплетения проводов, опутавших лежащую в центре металлическую коробку.
– Радиоисточник будет передавать звук.
– А что, обычный рояль не подходит?
– Мы на концерте общества внеслуховой музыки, – мягко пояснил Голицын. – Все эти люди, к сожалению, не способны ее услышать.
Соня покраснела. Какая