целил Птицелову в голову; Птицелов же уклонялся и отступал. – Снова мозги тебе, чучело, вправить надобно, так? Ну да ладно, научу я тебя, упырище! Научу!
Подбежал Бошку.
– Пакуша! Птицелов! Остыньте все!
Птицелову снова пришлось отпрыгнуть: арматура врезалась крюком в пыль у его босых ног.
– Рудо! – Бошку поймал золотаря за предплечье. – Я тебя сам сейчас учить буду! – он выдернул из рук Рудо арматурину и, не глядя, зашвырнул железяку в балку. Потом вцепился в его грязную рубаху и без обиняков встряхнул пару раз.
Заметив, что Птицелов снова надвигается на Пакушу, Бошку преградил ему путь.
– И ты тоже отойди! – он схватил Птицелова за плечи, толкнул его головой, заставляя пятиться. – Уйдем! Уйдем, Птицелов!..
Не успел Птицелов толком возразить, как Бошку заговорил ему на ухо:
– Ты чего, дружище?.. Совсем взбесился, да? Ты же знаешь, что никто из них, – он указал рукой на лачугу Киту, – не вернется… Ну в ближайшее время, так точно. Чего бучу поднимаешь? – Бошку отпустил плечи Птицелова, поправил на нем ветровку. – Позволь стае жить по своим законам, Птицелов! Не будь дурнем! Вон народ на тебя глазеет…
На улице действительно стало людно. Мутанты выползали из лачуг, подвалов, шалашей и сходились на шум. Одетые в рванину и обноски, грязные, убогие создания. С выражением обиды на весь мир и жажды справедливости в мутных очах. А неугомонная Пакуша изо всех сил старалась, чтобы шум не прекращался.
– Вы поглядите на него! – голосила на весь поселок. – Пригрели упыря на свою голову! Сам почти нормальный, а на честную несчастную женщину руку поднимает! Рожа обнаглевшая! Сейчас мужики подойдут, так хайло тебе начистят, так начистят!.. – Пакуша зацокала языком, предвкушая расправу над Птицеловом. – Отожрался на наших харчах! Поселок обожрал! Сами не доедали, кормили его – сиротку! А он хайло отрастил на полверсты! И теперь это хайло на честных людей раскрывает! Хамло! Хамло!
Больно было и стыдно Птицелову.
Ему всегда было больно и стыдно, когда он слышал чужую ложь. Вроде врет другой человек, а нехорошо ему – Птицелову.
На том диване остались пятна крови Лии, Пакуша же по-хозяйски расселась на нем, подтянула под себя ноги, одновременно она продолжала говорить, говорить, говорить… наверное, в тот день не отыскалось бы в поселке места, где не был слышен ее визгливый голос.
Птицелов отступил.
Опустил голову, поплелся к лачуге Киту. Бошку последовал за ним, опасаясь, как бы чего еще не стряслось.
Награбленный скарб не умещался в коротеньких лапках карлика Прыща, возле калитки он все-таки уронил пару горшков. Подбирать не стал, зыркнул на Птицелова да прытко сделал ноги. Сердце Птицелова заныло: горшки были чистыми-чистыми. Ему представилось, как Лия – бледная, больная – драит их песком и моет в холодной воде. Поправляет предплечьем съезжающий на лоб платок и снова – чистит, драит…
…Открыл щелястую дверь и заглянул внутрь лачуги. У Киту вроде бы и вещей-то было немного… Однако незваные гости учинили знатный беспорядок.