мозг топором порубил мне все нейронный связи с внешним миром, и убежал в закат, смеясь как психопат.
Все внутренние органы замерли ещё с утра, с тех пор, как я открыла глаза, лежа в кровати. С каждым шагом в сторону чужих ворот вязкая жижа волнующей пустоты накатывала откуда-то со дна желудка, докатываясь округлой волной до гланд. Потом внезапные гранитные булыжники, непонятно каким хирургическим чудом очутившиеся у меня внутри, ворочались то в верхней, то в нижней части желудка, заставляя подозревать острое пищевое отравление пёстрыми бабочками, которые беспорядочно толкаются в рёбра сотнями крыльев. Потом всё резко сменяется нервным раздражением, дёргающимся глазом и изжогой. И колет где-то под солнечным сплетением, а потом дёргает и отдаёт в ноги, аж коленки леденеют.
Я иду к воротам так, слово ходить научилась только этим утром, шатаясь из стороны в сторону, периодически пытаясь упасть на землю и закатиться в канаву. Руки трясутся, взгляд блуждает, не останавливаясь на ближайших предметах дольше, чем на две сотых секунды. В общем, я была тотально не в себе.
Железные ворота, лязгнув затвором, начали отъезжать в сторону. Задержав дыхание, словно за забором не газон, а ров с аллигаторами, до которого ещё лететь метров пять, я шагнула навстречу судьбе. За мной следом шагнул благоверный.
Первое, что я увидела – безумные глаза огромного пса, который приближался к нам на невероятной скорости. Это явно была помесь пса Баскервилей и собачьего воплощения Флэша, и, по случайному совпадению, наш собачий папаша. Хищный блеск его разноцветных глаз откровенно намекал на то, что нас сейчас сожрут и немедленно переварят. Собаки едят людей?
Почуяв скорую и жестокую расправу, я инстинктивно выставила вперёд руки, зажмурившись всей поверхностью лица. Через секунду на них с разбега прыгнул Остин, размазав меня по поверхности благоверного неровным слоем. Благоверный, в свою очередь, размазался по закрывшимся воротам. В четыре руки мы держали беснующегося пса, весом в добрых 30 килограмм. Я в полной мере прочувствовала выражение «зализать до смерти». Хватило меньше половины минуты, чтобы с меня смыло макияж, пол брови, пять ресниц, половину носа и чувство собственного достоинства. То, что я восприняла за нерешительность благоверного, когда он пропустил меня вперёд, оказалось хитро продуманной стратегией, основанной на интуиции.
– Остин, фу. На место! – строго скомандовал Денис. Остин мгновенно насупился, как ребёнок, которого гонят с детской площадки в самый разгар бартера листьями на песок, и нехотя сполз с нашей семьи на землю. Пофыркивая от досады, наш собако-папа поплёлся в вольер. Денис, услужливо придерживая калитку, задавал указательным пальцем направление, следуя которому пёс мог избежать внеплановой раздачи звиздюлей. А мы новых травм, нанесённых радующейся гиперактивной собакой. Только его хвост пересёк черту калитки, та захлопнулась. Щёлкнул засов.
– Ого,