с собой и сделал шаг в сторону выхода. Не знаю, что именно мы видели с Пулом, но совершенно точно, что это не Пост Для Полевых Допросов И Пыток С Применением Силы. Разве только вьетнамцы начали пытать обезьян. Мне пришло в голову, что надписи на стенах могли быть чьими-то именами. У меня было ощущение, что мы столкнулись с тайной, которая не имеет никакого отношения к войне, с вьетнамской тайной.
Через секунду музыка из моей прошлой жизни, музыка красивая до невыносимости, начала звучать в моей голове. В конце концов я узнал ее. «Прогулка по Райскому Саду» из «Деревенских Ромео и Джульетты» Фредерика Делиуса. Там, в Беркли, я слышал ее сотни раз.
Если бы ничего больше не случилось, думаю, вся мелодия до конца прозвучала бы в моем мозгу. Слезы наполнили глаза, и я сделал еще один шаг к двери. И вдруг кровь застыла в моих жилах. Вьетнамский мальчик семи или восьми лет в рваной одежде рассматривал меня с серьезным видом из дальнего угла хижины. Я знал, что его там нет, я знал, что это призрак. Я не верил в призраков, но это был именно призрак. Какая-то изолированная часть моего мозга невозмутимо напомнила мне, что «Прогулка по Райскому Саду» повествовала о двух детях, которые вот-вот должны умереть, в каком-то смысле эта музыка была их смертью. Я потер глаза рукой – мальчик все еще стоял в углу. Он был красив, красив самой обычной красотой, как и все вьетнамские дети, которые всегда казались мне красивыми. Затем он исчез, весь сразу, погас, как огонек «Зиппо». Я громко простонал. Этот ребенок был убит в хижине, не просто умер, его убили.
Я что-то сказал и вышел через дверь в сгущающуюся темноту. Очень смутно помню, как лейтенант попросил Пула повторить описание деревянных стоек и окровавленных цепей. Хэмнет, Буррадж и Кельвин Хилл сидели снаружи, прислонившись спиной к дереву. Виктор Спитални вытирал руки о запачканную рубаху. Белый дым поднимался вверх от сигареты Хилла, а от Тино Пумо поднимался длинный белый поток испарений. Беспокойная мысль посетила меня, с этого момента я мог с абсолютной уверенностью утверждать, что это и был Райский Сад. Люди, развалившиеся в темноте; узор сигаретного дыма и абрисы сидящих и стоящих людей; плотная, густая темень, накрывшая нас, как одеяло; очертания деревьев и плоское, темно-зеленое рисовое поле на заднем фоне.
Моя душа вернулась к жизни.
Затем я почувствовал, что что-то не так с людьми, находящимися передо мной, и снова только через секунду мой рассудок догнал интуицию. Каждый член нашего боевого подразделения непроизвольно отмечает для себя, когда кто-то из отряда погибает в бою; иногда твоя жизнь зависит от количества людей, которые идут с тобой, и ты ведешь подсчет, почти не осознавая этого. Я заметил, что передо мной на два человека больше. Вместо семи там было девять, и еще два человека, с которыми нас, выживших после боя, было девять, находились в хижине позади меня.
М. О. Дэнглер смотрел на меня со всевозрастающим любопытством, и я подумал, что он читает мои мысли. Холодная дрожь пробежала по моему телу. Я увидел Тома Блевинса и Тирелла Бадда, стоящих вместе чуть поодаль, справа от взвода. Немножко грязнее, чем другие, они тем не менее