цветений картофеля, почти двадцать урожаев противотанковых мин. А еще – сколько помнили себя родители Стаса.
Вечер закончился, комаров прогнал ветер. Ночь охладила разгоряченную охотой кровь. Утро приветливо омыло ноги росой, а лица – туманом. Самое время полдню ударить в затылок сентябрьским солнцем, последним жаром приласкать лопатки мужчин племени.
– Па-а-ад-тя-анись! Не о-ад-т-става-а-ать!
Людской караван медленно двигался по тропе вдоль улицы Мира. Телеги катились мимо заросших плющом кирпичных развалюх. Печальное зрелище: ржавые указатели с номерами домов, блеклые цифры на стенах и обрушенные козырьки подъездов. А ведь раньше, очень давно, здесь жили люди…
Стас натужно дышал, пот стекал по лицу. Бубен шамана отбивал ритм шагов, помогая не упасть от усталости: бум-бум! бам-бам! бум-бум, бам-бам!..
Караван доставит добычу домой. Женщины разделают мясо и спрячут в холодильные подвалы. Но это будет потом. А пока что спина воина бугрилась мышцами, на висках вздулись вены. Стаса запрягли в повозку, сбитую из тонких кленовых стволов. В грудь впился чурбак с полукруглым вырезом, обмотанным лисьими хвостами. Длинный Палец называл этот вырез ярмом. Мол, запрячь бы в ярмо мустанга да хворостиной его под хвост, чтобы резвей бежал и слушался…
Длинный Палец никогда не отличался умом. Надо же, мустанга хворостиной! Мустанг – он вольный, его нельзя! Кстати, сам Длинный Палец пыхтел справа от Стаса, а слева кряхтел Лосиная Ресница, закадычный друг детства и лютый враг юности. На повозке лежали четыре крупные туши.
– Вот зачем, а? – шипел Длинный Палец. – Уголь Медведя говорит: «Я успокою, а вы убивайте, не щадите, ибо пища». Можно ведь не сразу, можно по тропе до самого дома отвести успокоенных этих. А там – горло чик! Проблем ведь меньше. И тащить не надо… Правильно, да?
– Дурак ты. – Лосиная Ресница сбил с плеча слепня.
– Почему?
– Потому что дурак.
– А кто умный? Ты, что ли?
– Уголь Медведя умный.
– Почему это?
– Он шаман, а мы так, задницы скунсов.
Эх, снять бы с Лореса чернокосый скальп! Жаль, у него родственников много. От всех не отбиться. Поднимут Стаса на копья, прогонят с тропы отца и мать. Идите за тенями предков, скажут, авось повезет – быструю смерть найдете, без мучений.
Домой, домой, домой – скрипели колеса повозки. Домой, домой, домой…
– Na i’ sho yuts, nats ho’ si vom na meh’ on[7], – шевелил сухими губами Стас.
Он хромал сильнее обычного. Слишком далеко на восток ушло стадо: за цеха завода, за пруды-отстойники, за свалку. У са́мого стадиона догнали…
Уголь Медведя говорил, что на востоке меньше мин, там вкусней трава и чаще блестят на солнце соляные поляны. В тех местах совсем нет койотов и тигры не рвут в клочья отставших от стада телят. На востоке хорошо: в болотистых лесах много лосей и кабанов, и бобры там маленькие и безвредные. Но там нет домов. Совсем!
Зимой и в сезон дождей людям племени не выжить на тучных пастбищах востока. Люди должны