себя в глазах мужчины. Мне встречались похожие дворянские особы, которые слепо верили в то, что умная женщина – признак дурного тона. Она не знала, как себя вести в присутствии богатого знатного виконта и ей оставалось одно – это соперничать с ним, но не следовало подрожать мужчине, какой бы он ни был, а уж тем более ему противоречить. Это понимали более приземистые дамы, научившиеся не выставлять свои амбиции на показ.
Джон был человеком настроения, как и я, а такие люди, как известно, не умели притворяться. Ему нужно было отдать должное и признать, что в наблюдательности он превосходил. Ведь он первый разглядел во мне достоинства и ни на секунду не засомневался в них, пока я возилась и витала в догадках, убеждённая в том, что он не тот, за кого себя выдаёт. Обычно мне хватало несколько минут, чтобы перекинуться парой слов с лжецом и вывести его на чистую воду, или ошибиться в подозрениях и обнаружить в нём сторонника добра. В себе я тоже с удовольствием капалась, но не настолько – было куда более приятно разбирать других, нежели себя.
На диво Джон как раз и оказался тем самым человеком, общаться с которым было интересно и легко. Он податливый, послушный, благородный. «Вот так повезло, – думала я, – вот так удача. Золотая рыбка сама попалась в мои сети. Хоть на этот раз не упусти». Он был окутан тайной. Загадочность проскакивала в каждом его слове. Это то, что меня привлекало в нём больше всего.
– Я, право, тронут и впервые немного растерян, – честно признался Джон. Я ничего такого не сказала, но он вдруг расценил мои слова как комплимент и не мог остановиться. Всё тарахтел как заведённый, – наверно, выражал мне благодарность. В ответ я сухо улыбнулась, предпочла не торопить события и не подпускать его к себе так близко. Понятно и без слов, что жизнь того, кто много говорит, как открытая книга, которую листаешь, пока не надоест, и что рано или поздно таинственность исчезнет, а мне хотелось с этим подождать.
Он рассказал, что увлекался живописью и театром, и неудивительно – по нём было сразу видно, что он не физик и не химик, и даже не доктор медицинских наук, а человек с творческой жилкой. Уж чересчур возвышенно он говорил, и эта утончённость в каждом жесте, нежные черты лица и другие пикантные особенности, которых не заметить было невозможно. Из него прям рвался дух творения. Такие люди очень отличаются от остальных своей чётко обозначенной незаурядностью. Точно также по определённым признакам можно сразу распознать врача, или физика, или другого знатока своего дела, а утончённая натура обладает созидательным началом.
Так мне позже стало известно, что театр полюбил он с юности, а живописью занялся недавно, и на его счету насчитывался не один десяток картин, выставленных в его собственной галерее. Он отвёл там специальное помещение под свои картины, куда вход был строго для членов семьи, друзей и знакомых, а в остальных выставочных залах проводились выставки работ художников от малых до великих.
Восхищение эпохой ренессанса повергло его к ногам высокого искусства двух, а то и трёх столетий. Он бы с радостью