путём, – охотник сделал шаг назад. Ульрих шумно выдохнул. – Так вот, отец, долг служителей Священного трибунала – пасти вас, пастырей, вместе с вашим стадом, не делая различий между пастухом и овцами. И той же цели служу я, пусть и не будучи одним из братьев-инквизиторов. Ибо дьявол неразборчив, и козням его подвластны все мы.
– Господи спаси, – тут же перекрестился Ульрих.
– Вы, конечно, уже готовы к завтрашней проповеди, – произнёс Готтшальк с нажимом на «готовы». – Помните, я по-прежнему рассчитываю на вашу помощь. Если, конечно, наши цели всё ещё совпадают.
– Я всецело в вашем распоряжении, господин, – смиренно произнёс приходской священник, повторно осеняя себя крестом.
– Надеюсь на это, святой отец.
Когда за Ульрихом закрылись тяжёлые двери церкви, Готтшальк не спеша обошёл вокруг строения, привычно отмечая расположение окон (по одному на северную и южную сторону), осматривая алтарную апсиду с потемневшей крышей-конхой и две крохотные башни, приткнувшиеся по бокам от входа. Южное окно было забрано решёткой, за которой угадывался цветной витраж – немалая редкость для скромной деревенской церкви. Северное окно, закрытое простым мутным стеклом, выглядело достаточно широким, чтобы в него мог пролезть взрослый мужчина.
Но опасность не всегда исходит от мужчин – порой женщины, эти коварно-притягательные создания, обводят нас вокруг пальца, лишая самого сильного его силы, и самого умного – его ума… Козни ли это дьявола, или сама природа этих созданий такова? О, несомненно одно – даже если нечистый не приложил лапу к творению их, он испортил их своим пагубным влиянием после…
Ингер хмыкнул. Прекрасные слова для завтрашней проповеди отца Ульриха.
Не найдя больше ничего интересного, охотник закончил неторопливый обход и двинулся прочь по деревенской улице. В небольшом даже в лучшие времена, а ныне полузаброшенном поселении ему отвели не самый плохой угол. Хозяин, крепкий мужик с ватагой ребятни и молодой женой, поддерживающей округлый живот, уже перебрались на соседнее подворье, заняв более просторный пустой дом. На дворе мычала пятнистая корова, которую утром пришла выдоить старшая дочь хозяина. Трогательно покраснев и не смея поднять глаз, она вручила охотнику крынку с молоком и убежала – он даже не успел толком разглядеть её лицо.
Пегая Ромке отдыхала в стойле после двухдневного путешествия из города. Входя на двор, Ингер услышал её ржание – кобыла почуяла хозяина.
День клонился к вечеру, и новая крынка с молоком уже ждала охотника, заботливо отставленная в тень под стеной. Готтшальк поднял крынку и отправился на конюшню.
Ромке встрепенулась, завидев фигуру вошедшего. Ингер похлопал кобылу по гладким бокам и поднёс крынку к влажному носу. Ноздри дёрнулись, шершавый язык устремился в жирную белую жидкость.
– Ну-ну, будет, – Готтшальк осторожно убрал молоко и погладил лошадь между ушей. – Мне-то оставь.
Кобыла фыркнула и переступила тонкими ногами. Ингер выждал несколько минут, продолжая поглаживать животное и внимательно наблюдая