выскочила кошка. Они вошли в комнату – странную смесь жилья и конторы. У стены стояла незастеленная постель с несвежим бельем. Телевизор, видео, микроволновая печь на столе. В старом кресле свалена одежда. Огромный письменный стол. Стен Виден налил кофе из термоса, стоявшего рядом с факсом в широкой оконной нише.
А ведь он мечтал петь в опере, подумал Валландер. И вспомнил, как они оба в конце семидесятых мечтали о будущем – как оказалось, недостижимом. Курт Валландер мечтал стать импресарио, а тенор Стена Видена должен был звучать на всех оперных подмостках мира.
Курт служил тогда в полиции. Он и сейчас служит в полиции.
А когда Стен Виден понял, что голос не так уж хорош, то занялся пришедшей в полный упадок конюшней для скаковых лошадей, доставшейся ему от отца. Их дружба не выдержала общих разочарований. И вот прошло одиннадцать лет. Хотя живут они всего-то в пятидесяти километрах друг от друга.
– А ты малость разжирел, – заметил Стен, снимая со стула ворох газет.
– Зато ты все такой же, – сказал Курт с удивившим его самого раздражением.
– Лошадники толстыми не бывают, – засмеялся Стен своим нервным смехом. – У всех тонкие кости и тощие кошельки. Кроме таких, как Хан или Штрассер. Те могут себе позволить.
– Как дела? – спросил Курт, усаживаясь.
– Ни шатко ни валко. Не могу сказать, что достиг больших успехов, но и не прогорел. Всегда есть неплохая лошадь в стойле. Сейчас получил нескольких двухлеток, так что дело крутится. Но, по правде сказать… – Он, не закончив фразы, сунул руку в ящик стола и достал оттуда ополовиненную бутылку виски. – Хочешь?
Курт Валландер покачал головой.
– Полицейскому не стоит попадаться пьяным за рулем, – сказал он. – Хотя такое случается.
– Ну что ж, за твое здоровье, – сказал Стен и отпил прямо из горлышка.
Он достал из мятой пачки сигарету и долго искал среди бумаг зажигалку.
– Как Мона? – спросил он. – Линда, отец? И твоя сестра, как ее, Черстин?
– Кристина.
– Ну конечно, Кристина. У меня плохая память, ты же знаешь.
– Мелодии ты никогда не забывал.
– Разве?
Он сделал еще глоток из бутылки. Курт заметил, что его что-то мучает. Может быть, не следовало сюда приезжать? Может, Стен вовсе не хочет вспоминать прошлое?
– Мы с Моной развелись, – сказал он. – Линда живет сама по себе, а отец, как всегда, пишет свои картины. Но, похоже, начинает впадать в маразм. Что с ним делать, ума не приложу.
– А ты знаешь, что я женился? – спросил Стен. Похоже, он даже не слышал, что сказал ему Курт.
– Нет, конечно.
– Когда отец понял, что ему уже не под силу тянуть лямку, он передал эту чертову конюшню мне, а сам запил по-черному. До этого он хоть как-то соображал, сколько может в себя влить. Я понял, что мне одному не справиться с ним и с его собутыльниками, и женился на девушке, она работала здесь же в конюшне. Потому, наверное, что она ловко управлялась с отцом. Она с ним обращалась как со старым конем. Пусть делает все что хочет, но до определенных границ. Мыла его из шланга. Но,