был ограничен и мал, как у подлинного современного кретина. Мысль, едва встрепенувшись, натыкалась на непроходимые дебри из неразрешимых вопросов. Например: по какому праву два бездарных олуха, прежде морочившие головы людей любвеобильными идеями, без спроса у этих людей перевернули жизненный уклад трёх поколений героического, непобедимого во всех отношениях народа, и отобрали у него мечту? Почему никто из обречённых на незаслуженные, унизительные страдания даже не пикнул? Как могло получиться, что многомиллионная армия непререкаемых всемогущих партийцев так беспечно-лениво предала всех нас?
Подобных вопросов возникала тьма. Мысль бессильно разбивалась о них, и я, запахнувшись в своё чёрное пальто, уходил в очередную ночь в надежде на новую встречу с мечтой.
После чего всё новым рассказам, которые появлялись в папке под моим ожившим «пером», я стал давать названия, и их появилось очень много.
Они нравились моему единственному читателю – деду Корнелию Остаповичу. А дед Тарас Дмитриевич всё больше нравился мне.
Благодаря его доброй , живой заинтересованности моими «работами», я не потерял веры в себя и в людей, и, спустя годы, стал лауреатом возродившихся, можно смело сказать, из пепла Всероссийских литературных конкурсов имени В. М. Шукшина «Светлые души» и В. И. Белова «Всё впереди», за рассказы из моей заветной папки тех недобрых времён.
Сегодня, спустя много времени после холодных 1993 – 2000 лет, мне приснилась моя мечта под жёлто-солнечным зонтиком, и я приготовил для возможных конкурсов свои новые «работы»…
БЕЛЫЙ ВАЛЬС
литературный киносценарий
"Как в сновидении все бывает неверно, бессмысленно и противоречиво, кроме чувства, руководящего сновидением, так и в этом общении, противном всем законам рассудка, последовательны и ясны не речи, а только чувство, которое руководит ими". (Л. Н. Толстой, Война и мир.)
Танец двух белых бабочек, на фоне голубого неба:
Вверх-вниз.
Вверх-вниз.
По вертикали.
По вертикали.
Вверх-вниз.
Вверх-вниз.
Долго и красиво.
Долго и красиво.
Две белые бабочки, на фоне голубого неба. Порхали, порхали…
Пока обе, обессилев, не упали жёлтыми листьями в жухлую траву.
А титры бежали, сменяя друг друга, бежали. То вспыхивая, то угасая. То вспыхивая, то угасая.
И вскрикнул поезд. Скорый, пассажирский. Вначале далеко-далеко. Затем совсем близко. И снова – далеко. И снова – близко.
Он мчался по осенней земле – на север, на север, на север! Туда, где добывались золото и нефть и где, по слухам, за один сезон можно было заработать денег на приличную квартиру и на безбедное проживание в ней. Мимо опустевших полей и полураздетых лесов, мимо заштатных станций, полустанков и небольших городов. Без остановок.
И, сквозь нетерпеливые гудки тепловоза и дробный перестук колёс, отчётливо зашуршали страницы книги или тетради, и кто-то на французском и русском языках вслух прочитал:
"– Еh