да каких-нибудь несколько тысяч денег на билет, – ответил старый бомж, – да сколотить из наших невостребованных рук ударную бригаду… – И помахал вслед промчавшемуся поезду рукой. Остальные бомжи невольно последовали его примеру…
– На Север! На Север! – с надеждой сказала вчерашняя невеста Рита, собирая вчерашнему жениху Андрею дорожный чемодан. – Тёплые носки я уложила слева – там, наверное, уже холодно!.. Сто тысяч рублей – это ведь совсем немного. Правда? Ты их там заработаешь в два счёта, и вернёшься! А я тебя буду ждать! Запомни это, Андрей: я тебя буду ждать!
На приоткрытой дверце шкафа висело белоснежное подвенечное платье.
Рита, порывшись в шкафу и, напевая, аккуратно уложила в чемодан полотенце, носовые платки.
– Кажется, всё! – сказала она. – А где твой бритвенный прибор?
Ей никто не ответил.
– Андрей! – крикнула Рита. – Ты меня слышишь? Андрей!
Юный её муж Андрей с намыленными щеками стоял за её спиной, прислонять к дверному косяку. Смотрел на неё и тихо улыбался.
И кто-то снова вслух прочитал:
"Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему".
– Ри, – сказал юный муж Риты Андрей. – А ведь я без тебя пропаду!
Часы показывали семь утра…
И пока поезд всё мчался и мчался, всё тот же кто-то задумчиво повторил:
«Je vois que je vous fais peur, – садитесь и рассказывайте!»…
Из сельского дома с пустым гнездом аиста на крыше, неся в руках гармошку в футляре, вышел в сад сорокалетний Никита Шматов – хмельной вольный казак.
Кто-то сказал:
«Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и опершись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку…"
Обведя нестойким взглядом облетевший сад, Никита проникновенно спросил:
– Где листья?.. – И ответил: – Они опали!.. Где певчие птицы?.. Улетели!.. Теперь улетаю и я!..
И, качнувшись, подошёл к первому дереву.
– Прощай, мамка-любка! – сказал Никита, кланяясь ему до земли. – Всё отдаю за волю: и тебя, и дом, что побелил своими руками, и… Берите! Только дайте мне мой покой! Воля мне нужна, а не женская юбка! Воля!.. Ты мне листья свои присылай, – попросил он дерево, – И цветы. По воздушной почте. Ветер тебе поможет. Поможешь, ветер?.. Ну, смотри! – И наломал букет белых хризантем.
Из распахнутой двери дома за порог стремительно вылетели попеременно тощий рюкзак и меховая шапка. Дверь с вырезанным в ней сердечком захлопнулась, неприступно щёлкнул внутренний замок.
– Начинаю новую жизнь! – торжественно прокомментировал это событие Никита. И погрозил кому-то за дверью: – Меня ещё будут любить! Женщинам без меня – смерть!..