провал капюшона.
Руки лениво поднялись к потолку.
– Капюшон сними! Сними, говорю!
Показалось, фигура хмыкнула. Правая рука сдвинула капюшон… на парня смотрел мертвый дед. Орехово-коричневое лицо его было бесстрастным, будто вырезанным из обветренного и потемневшего от времени дерева. Да и вообще он напоминал на случайно оживший древесный пень.
Парень попятился и тут я проснулся. Сердце колотилось, как у вспугнутого собакой зайца. Лежал, глядя в потолок, где плясали уродливые ломаные тени, отбрасываемые ветками яблонь в свете фонаря, пытаясь вырваться из цепких когтей кошмара. На чердаке скрипнуло: будто под тяжелыми, но осторожными шагами. Я приподнялся на локте, прислушиваясь. Сначала я подумал, что это ветер по чердаку гуляет, но потом явственно различил: нет, не показалось. Чьи-то шаги, скрипнула ржавыми петлями чердачная дверь.
Кто может лазить по нашему чердаку? Зачем? Родители спят дома, Дядя Федор сопит за недостающей до потолка перегородкой, разгораживающей комнату на две. Кто и зачем был на чердаке? Незаметно заснул.
– Пап, что такое Шпулечник? – спросил я за завтраком.
– Ты где такое слово услышал? – прищурился отец.
– Просто…
– Просто?.. – мать с трудом оторвала взгляд от своего стакана. – Просто слово?
– Ну да…
– Не знаю я, – сказал отец и о чем-то задумался, глядя на мать.
Она напряженно рассматривала что-то.
– Что там? – не выдержал отец.
– Сереж, глянь, как чаинки плавают. Как узор какой.
– Тьфу на тебя, малахольная! На работу пора, а ты чай рассматриваешь, как чукча! Собирайся давай, чаевница! А то к Безумному Шляпнику попадешь…
– Кеша, – тихо сказал Федя, когда родители ушли на работу, – я видел, что в кладовке сало стоит.
– Откуда там сало? – не поверил я.
– Бочка такая деревянная стоит. С крышкой. Мы когда обои с клеем брали, я заглянул. Сало в ней…
– И что? – не понял я.
– Мамка про нее ничего же не говорила.
– Нет.
– Можно взять сало…
– А если она узнает?
– Откуда она узнает? Мы же не скажем.
– А если это проверка? Проверяют, возьмем или не возьмем.
– Папка проверяет? Он может… А мы вот как сделаем – верхний кусок поднимем, а возьмем с которого под ним. Они и не заметят.
– Думаешь?
– Посмотрят, что верхний не тронут и все. Не будут же все ворошить?
– Ладно, давай.
Осторожно пробрались в кладовку, сняли сбитую из досок крышку с сужающегося к верху деревянного бочонка с двумя торчащими «ушами», аккуратно вынули на подстеленную «Правду» верхний кусок сала: широкую и толстую пожелтевшую пластину.
– Старое сало, – облизнулся брат, – бабушка говорила, что его в кулеш хорошо добавлять с луком.
– Ты что, кулеш собрался варить?
– Ты совсем дурак? – брат постучал