его ещё разик, да посильнее!
Палка юркнула под лестницу, снова ужалив Свирепа в то же плечо. Охнув, он упал и тут же вскочив, приготовился к отпору. Инстинктом загнанного зверя он чуял, откуда будет нанесён удар и не ошибся. Палка снова нырнула к нему и, не успев нанести удар, застряла в мощной челюсти. Не ожидавший ничего подобного, человек, выпустил палку из рук, оставив её добычей затаившейся под лестницей собаки.
– Ух-ты, падла! Ну, я тебя сейчас сделаю! Серый, дай-ка спички! – выбросив пустой коробок, обиженный отпором, пьяный злобно бормотал себе что-то под нос.
– Ты чего делать-то собрался, пахан. Ты что сдурел? Оставь ты пса в покое, что он тебе сделал? – раздался глухой голос.
– Уйди, я его сейчас выкурю, падлу!
– Да, что ты завёлся, пусть сидит. Пойдём лучше, ещё пузырь возьмём.
Наблюдая из-под лестницы за происходящим и пытаясь улучить момент, чтобы выскочить, Свиреп увидел две пары ног, которые начали топтаться друг против друга. Обладатель одних из них явно пытался что-то отнять у другого, но это, вероятно, было непросто.
– Да пошёл ты! – толчок, и один, полетел в сторону, отброшенным мощным ударом.
В ту же минуту шаркнула спичка и ночь стала днём. Сделав из палки и облитой водкой тряпки большой факел и довольно ухмыляясь, борец с бродячими собаками, даже не заглянув под лестницу, пихнул под неё пылающий комок.
Нестерпимая боль лизнула огненным языком испуганного Свирепа и затмила собой весь мир.
– На тебе получи! – брызгая слюной и задыхаясь от злобной радости, человек всё мазал и мазал визжащую собаку огненной кистью.
– Ты, что сдурел? А ну, прекрати!
Некоторые участники увеселения вмиг протрезвели и, понимая мерзость происходящего, пытались остановить обезумевшего товарища. Но он с силой, присущей только сумасшедшим и пьяным, отпихивал всех, кто приближался к нему, и снова делал свои выпады.
Свиреп, не в силах терпеть больше эту муку, визжащим, огненным клубком вылетел из своего убежища и, не видя ничего перед собой, налетел на чьи-то ноги. Ничего не соображая от мучительной боли, испытывая только одно желание скрыться с этого места, Свиреп осатанело вцепился зубами в возникшее перед ним препятствие.
– А-а-а! Гад, он меня укусил!
Но Свиреп, вырвавшись, наконец, из злополучного круга, был уже далеко. Отбежав от компании на безопасное расстояние, Свиреп, повинуясь инстинкту, упал на землю и, катаясь по траве, сбил с себя пламя.
Мучительная боль не отступала, но инстинкт гнал вперёд, и Свиреп, не обращая внимания на свою безжалостную спутницу, уходил всё дальше от этого страшного места.
Когда он пришёл в себя и остановился, ночь уже прощалась с городом, брезжил рассвет. Оглядевшись, Свиреп обнаружил, что он в своём бегстве давно уже пересёк городскую черту. Бескрайние, пустынные поля открылись его затуманенному болью взору. Рухнув в первую же попавшуюся канаву и забившись под куст, Свиреп затих.
Его тело, покрытое многочисленными ожогами, стало для него