рыдания, лишающие её последних сил, она каким-то образом смогла поднять его тяжёлое, изуродованное тело и на подгибающихся ногах понесла на руках домой.
Приходя в себя, чувствуя постоянную, неотступную боль, открывая мутные от муки глаза, Свиреп всегда видел рядом с собой Милку. Она не отходила от него ни на шаг, сутками лежала рядом и, не отрываясь, смотрела на него. Когда её выводили на улицу, она, сделав быстро все свои дела, спешила домой, к Свирепу. Казалось, она принимала его за своего больного, страдающего ребёнка, услышав стон, тревожно сочувственно поскуливала.
Когда Свиреп проваливался в темноту тяжёлого сна, Милка придвигалась к нему вплотную и ласково обнюхивала морду, ей очень хотелось приласкать его, но даже спящий, он вызывал чувство опасности, несмотря на то, что сейчас был беспомощней недельного щенка.
Позже, когда боль стала всё чаще и чаще отступать и Свиреп на некоторое время приходил в себя, она, отодвигаясь от него подальше, всё же не уходила. Так и лежала возле него, оберегая его покой.
Пришло время и Свиреп начал понемногу подниматься, неловко и неуклюже. Милка явно переживала за него и, прибегая за Ольгой на кухню, звала её на помощь в комнату к Свирепу. Иногда, падая, не в силах удержаться на слабых ногах, он жалостно, тихонько скулил. Тогда она, поскуливая вместе с ним, тревожно кружилась рядом в отчаянье от собственной беспомощности.
Объяснить такую преданность с её стороны по отношению к Свирепу, который всегда с трудом её переносил, Ольга не могла. Но в душе она надеялась, что он не сможет не оценить Милкину необъяснимую любовь, и, может быть, хотя бы смириться с её присутствием.
Свиреп же, с каждым днём набираясь сил, мог уже самостоятельно вставать и передвигаться по квартире. Вскоре Ольга стала его потихоньку выводить на улицу, холодея при приближении к ним какого-нибудь соседского пса.
Резкие рывки, а тем более драка могли бы свести на нет все эти страшные недели выздоровления. Но вероятно, память у соседских собак была хорошая и, помня суровый нрав Свирепа, они по-прежнему обходили его стороной.
Когда Ольга его выводила во двор, Милка, оставаясь дома, тревожно скулила, беспокоясь, и вскоре, сжалившись над ней, Ольга стала брать её с собой.
Однажды, хромающий Свиреп на поводке и счастливая, опекающая его Милка, заходили в свой подъезд, возвращаясь с прогулки. И вдруг сзади, неожиданно, с грозным рыком на них напал соседский ротвейлер. Он жил в этом же подъезде и был исконным врагом, как Свирепа, так и Смутьяна.
Когда Свиреп был здоров, ротвейлеру и в голову не пришло бы напасть на него, слишком хорошо ему было известно, какая злоба и ярость скрывается в этом кобеле. Но сейчас, увидев своего врага больным и слабым, ротвейлер решил воспользоваться случаем, чтобы отомстить за все обиды.
Увидев приближающегося к подъезду Свирепа, он, находясь в этот момент без поводка, равнодушно отвернулся, делая вид, что полностью увлечён своим занятием.