472-го стрелкового полка. После ранения у Орловки, назначен старшим политруком во 2-ой батальон, – по-военному вытянув руки по швам, должил Алексей.
– Н-да…– хозяин, топорща моржёвые усы, красноречиво задержал взгляд на побоях Кучменёва. Подкожное кровоизлияние набрякло, вздулось, как грелка, уродуя лицо. От левого виска, кроя веко и, разползшись кленовым листом до половины щеки, багровел лиловый синяк. Разбитые: нос, губы и правая бровь – тоже не радовали взгляд. – Э-э, видиш-ш, с каким кантингетом прыходитца работать. Дубаломы, чэстное слово. Но ти, капитан, особо ни дэржи на них зла, ни обижайся…– малиновый зрак чубука предостерегающе вспыхнул зловещим рубином. Верховный, ровно кавказский вулкан, окутался синим дымом. – Сагласен, они ни ангелы, канечно…Но ангелы в этой спэцструктуре, сам панимаеш-ш…и ни работают. Что дэлать, Алексэй-Моисэй? У кадаго свой хлеб. Слюжба такая. Врэмя в мире такое! Вайна, как лакмусовая бумажка…Сразу видно, у каво какой хвост, зубы. Врэмя малчания ягнят прашло. Ваа, так всэгда бивает в час суровых испытаний. Ягнята одэли волчьи шкуры…и показали свой истинный хычный оскал. Но сэрдца их астались овэчьи, палитрук. Зато ми – Савэтская власть! – имэим настаящие волчьи зубы и аппетит, на таких-сяких псэвдапатриотов. А что же…по факту получаетца, палитрук? – Сталин, прищурив один глаз, искоса посмотрел на него, отвёл трубку в сторону. Лицо его передёрнулось гримасой отвращения, и он с презрением произнёс:
– А по факту: врагов-прэдателей всо больше и больше, а друзей-таварищей всо мэнше…Во-от! – сегодняшняя правда мамэнта, капитан. Опять же морковку прапалывать можно только двумя способами, вэрно? Либо видэрать сарняки, либо марковку. Хотя-а…Э-э, я тибе больше скажу. Адын о-очен хитрый челавек, навэрно, еврей, изрёк: «Сарняк-это растэние, достоинство, каторого нам ещё ни извэстно». Что ж, можит быть…Поживём-увидым. Ти, понял мою мисль? – Он скрежетнул зубом по мундштуку. – Вот-вот, я тоже так нэ думаю. Это всо придумки хитронырых троцкистов, либералов-империалистов и прочих врагов Савэтской власти. Уж павэрь моему опиту. Хуже явного врага…скрытый враг, каторый наносыт удар ножом в спину. Вот наши правэренные таварищи из НКВД и дэржат ухо востро. Находят и карчуют в наших рядах таких ядовитых ящериц-змэй, тарантулов и скорпионов! Панятно тепэрь тебе, капитан-палитрук?
– Так точно, товарищ Сталин! – заученно по-строевому ответил Кучменёв. Хотел привычно бросить ладонь к виску, козырнуть, да вовремя спохватился, – в Красной Армии к «пустой» голове руку не прикладывают.
* * *
«Гадство! Нет! – тысячу раз нет!» – ему было, что возразить, что сказать на слова. Самого. Сотни вопросов терзали душу. Но он стоял, будто стреноженный, набрав в рот воды. Новое стойкое ощущение овладело им. Словно он, капитан Кучменёв, шагал в середине какой-то растянувшейся до горизонта, шинельной колонны, впряжённый в сыромятную упряжь; тянул за собой деревенские, с плетёным кузовом санки с установленным на них тяжёлым пулемётом «максим». Поклажа была тяжёлой: помимо циклопического