точно, товарищ Сталин. Исправимся.
– А куда вы дэнэтись? – лицо Его передёрнулось раздражённой гримасой и он, не глядя на присутствующих, жадно засосал мундштук, окутался слюдяной табачной синью.
– Но мы же делаем своё дело, товарищ Сталин. Мы должны немедленно реагировать на любое поползновение…
– Имэнно «должны» – вот ключевое слово…в этом кантэксте, таварищ Власик.
– Так точно. Но мы стараемся. Согласитесь, захвачен и обезврежен…– генерал нервно кивнул на политрука. – Ведь, это…и есть наша главная задача.
– Тапорно работают тваи люди…Нэ следует пэрэгибать палку, таварищ Власик.
– Прошу извинить, товарищ Сталин. Не понял.
– Брось «ваньку» валять. Что тут панимат? Тапорно, значит грубо. Э-э…кто из нас русский: ты или я? – Сталин ткнул мундштуком в сторону Власика, хитро прищурил один глаз.
– Хм…Мы все советские люди, товарищ Сталин. Национальные приоритеты, как и классовые…у нас ликвидированы ещё в 17-ом году…
– Брось, я ж ни об этом, – Хозяин снова окутался ломкой синей вуалью дыма. – Гляди, что твои дуболомы сдэлали? Пагады пагады, нэ тараторь, как баба…Всё вэрно…Это правильно, что твои бойцы начеку…Маладцы, так дэржать! – вождь кивнул, стоявшим, как изваяния, особистам. Но вэрно и то…чито кабинэт Вэрховного Главнакамадующего – это нэ мэсто для допросов, – так же скрипуче и недовольно, с характерной расстановкой уточнил Сталин. Раскострил потухшую трубку, всосал сквозь мундштук горячий дым, выпустил из угла рта душистую голубую змейку.
…Пока они перекликались, недовольные друг другом, но зависимые один от другого, Кучменёв наблюдал всемогущего Вождя, старался судорожно упорядочить свои первые о нём впечатления.
Глава 11
Первое, что очень сильно бросилось ему в глаза…Было то обстоятельство, что товарищ Сталин, всегда такой большой, статный, цветущий на почтовых марках, открытках, плакатах, на транспарантах, картинах, в газетах и календарях…На самом деле был невеликого роста, сутуловат, с весьма покатыми плечами, отнюдь, не героической внешности и уж точно не с цветущим лицом, как на почтовых конвертах.
Тем не менее, курящий трубку Сталин, в пальцах которого появлялись то золотисто-парчовая щепоть табака, то костяная лопатка, то вишнёвый чубук, – выгодно отличился от всей окружавшей его титулованной камарильи. Этой трубкой, набором инструментов, самим неторопливым ритуалом курения, он решительно разнился с остальными, выделялся из некурящего либо курящего стандартные папиросы большинства. И в его манерах и жестах, в его попыхиваниях и посасываниях, в его сухом глянцевитом кулаке, снимавшем дымящий с малиновым глазком чубук, было что-то воистину величественное – именно «сталинское», убедительное, не карикатурное, но настоящее. И это очаровывало.
Однако, наряду с этим отталкивало и смущало другое. Сталин – кумир миллионов, облечённый высшей верховной властью, рядом с которым по воле судьбы