пройти свой путь, который привел меня к краю бездны.
Слезы застилают глаза и мешают писать, а мне так необходимо сосредоточиться и вызвать в памяти тот далекий рождественский вечер, когда вся наша я семья собралась у нарядной елки. Вот, с этого вечера все и началось.
Был канун Сочельника. В большой комнате стояла празднично украшенная елка. В доме было много детей, играла музыка. Все веселились, танцевали и прыгали вокруг нее, украдкой поглядывая на праздничный стол. Для детей его накрывали отдельно – с обилием сладостей и подарков.
В самый разгар веселья дверь открылась и вошла тетя Агнесса. Она была одета, как всегда, в строгое черное платье. Однако пышное жабо, белоснежный, туго накрахмаленный воротничок и праздничная брошь-камея – для самых особенных случаев, свидетельствовали о том, что сегодня не совсем обычный день.
Тетя Агнесса вела за руку невысокого худенького мальчика. Что-то жалкое и неуверенное было в его внешности. Возможно, его смущало то, что он был острижен налысо, и этим выделяется среди остальных детей. А может, стеснялся своего казенного темно-синего костюма, из которого уже прилично вырос? На ногах были большие черные ботинки со сбитыми носками. Они полностью выглядывали из-под коротких брюк. Кто-то выключил музыку, и все молча, с откровенным любопытством рассматривали странного гостя… От столь пристального внимания щеки мальчика полыхали нешуточным огнем. Он опустил голову, чтобы спрятать глаза, в которых блестели слезы.
– Попрошу минуточку внимания, – звонко произнесла тетя Агнесса и обвела присутствующих строгим взглядом.
Все послушно замолчали, не спуская с нее глаз. Тетя улыбнулась и тише добавила:
– Это Борис. Теперь он будет жить с нами и будет моим сыном, – она посмотрела на мальчика долгим и теплым взглядом, под которым он еще ниже опустил голову.
В зале воцарилась невероятная тишина. Мне показалось, что я отчетливо слышу, как быстро стучит сердце Бориса, готовое в любую минуту вырваться из его груди. Он стоял посреди зала, с низко опущенной головой, словно в ожидании сурового приговора своей судьбе. Все озадачено молчали. Смелый поступок тети Агнессы еще не дошел до сознания родственников.
Конечно, все знали, что она всегда жила одна и ни разу не была замужем. Злые языки называли ее «старой девой», и нам с сестрой всегда было жалко ее. Мы понимали, что это насмешка. Наша тетя никак не может быть девой. Та была другая: молодая и красивая, на коне и с длинными, развевающимися на ветру волосами. Мы не раз видели ее на рисунке в большой красочной книге. Ее называли Орлеанской девой, и она ничем, даже отдаленно, не походила на тетю Агнессу, разве толь тем, что у нее тоже не было детей.
И вот теперь, откуда-то появился мальчик, и тетя назвала его своим сыном.
Сима крепко сжала мою ладошку, и молча кивнула в сторону Бориса, похоже, готового разреветься от гнетущей тишины, затянувшейся до неприличия.
– Он нам чужой и ничей сын, – прошептала с непосредственной детской