– всем, что только есть в этом мире! Это счастье, и нет ничего глупее, чем убиваться из-за его конечности»…
Одним вечером, который ничем не отличался от любого предыдущего, она вдруг остановилась и сказала: «Не вздумай из-за меня скорбеть. Не забывай, что когда-нибудь придёт и твоя очередь стать покойником, и тогда воспоминания о годах нытья тебя не утешат». Это было в её духе, и его тогда ничто не насторожило. А утром, когда он проснулся, она уже не дышала. Она лежала на боку, подложив руку под голову, и казалась просто спящей. Это тоже было в её духе…
Ветров отвернулся, перебирая воспоминания. Продолжать пререкания с Зеленцовой резко расхотелось. Хотя сейчас был подходящий момент, чтобы продолжить давление – несмотря на старание держать лицо, девчонка была выбита из колеи и уже не чувствовала прежней уверенности.
Вместо этого он снова вызвал охранника.
– Проводи.
Девчонка изменилась в лице, явно посчитав, что её опять ждёт подвал. Но ничего не сказала, не попросила…
Уже когда девчонку вывели за порог, он бросил вслед:
– В гостевую на втором этаже отведи её. И, девочка, не советую пытаться сбежать. На ночь спускаются собаки. Насмерть без приказа не загрызут, но остановят так, что шрамы останутся до конца дней.
Оставшись в одиночестве, достал из ящика стола фотографию. Нахлынувшие воспоминания не отпускали, требовали дальнейшего погружения.
– Лара, – вслух произнёс он, погладив изображение.
С карточки ему улыбалась красивая – для него прекраснейшая из всех, кого он когда-нибудь знал – тридцатилетняя женщина. Фотография была сделана за несколько месяцев до того, как она узнала о своей болезни.
Внешне у них с Зеленцовой не было ничего общего. Женщина на снимке – Лара, чудесная и неповторимая! – была яркой. Чёрные волосы, подстриженные в модное тогда каре, смугло-золотистая – сама по себе, не от загара – кожа, выразительные – может, чуть резкие, но удивительно живые, запоминающиеся черты лица… Уж в ней никто бы не заподозрил отсутствие характера, даже с первого взгляда!
Вот, к слову, взгляд у них был похож. Прямой, требовательный, непреклонный… Только Лара действительно имела право так смотреть. В отличие от…
Он вдруг почувствовал злость. Злость и вину перед той, которая никогда не стала бы его в чём-то винить.
Как он мог искать сравнения? Как вообще можно было хоть на мгновение поставить в один ряд Лару и случайную девчонку, никогда в жизни не сталкивавшуюся с реальными страданиями? Она едва не тронулась умом после часа в подземелье, на протяжении которого ей не было ни больно, ни унизительно. Она сломалась бы после первых серьёзных мер. Не пережила бы и пяти минут настоящих истязаний. Глупая неженка, которую никогда не пороли в детстве, и только поэтому у неё сохранился длинный язык. Обманка.
На миг перед глазами с удивительной ясностью предстало изнеженно-белое тело, испещрённое алыми полосами. Потухший, безжизненный взгляд. Нет никаких