еще коньяку? – спросил Руперт. – Это болезненно для женщины. Так говорит мой отец.
– Нет, спасибо. – К несчастью, выпитый коньяк ударил Оливии в голову, и она с трудом сдерживала смех. Что бы на это сказала ее мать?
– Если захочешь плакать, я принес носовые платки. – Кажется, у Руперта не было особого желания приступать к делу.
– Спасибо, я никогда не плачу. – Оливия с трудом подавила смех.
– Правда? А я плачу все время, – сказал Руперт.
– Я помню, как ты рыдал во время праздника в саду, когда с дерева упал мертвый воробей.
Лицо Руперта сморщилось.
– Это всего лишь птица, – быстро добавила Оливия.
– Быстрая, веселая и дикая.
– Воробей?
Кажется, Руперт совершенно забыл о том, чем они собирались заняться, хотя и стоял по-прежнему на коленях, держа наготове свое достоинство. Его глаза пристально смотрели в одну точку.
– Я написал стихотворение, – сказал он.
Оливии показалось, что сейчас Руперт не в состоянии приступить к делу.
– Какое стихотворение? – Жизнь с Рупертом будет подчиняться своему особому ритму. Не стоит его торопить.
– Быстрая, пестрая птица упала на землю, и деревья окутала тьма.
Оливия подняла голову.
– Это все?
Руперт кивнул, не сводя с нее глаз.
– Мило, – искренне ответила она. Впервые в жизни она говорила своему жениху правду. – Тьма окутывает деревья. Мне нравится.
– Мне было очень жаль эту птицу, – кивнул Руперт. – Почему ты никогда не плачешь?
Оливия плакала один раз, встретив своего будущего жениха. Ей было десять лет, ему пять. В то утро мечты о сказочном принце, за которого она выйдет замуж, разбились вдребезги.
Хотя ей было всего десять лет, она поняла, что у Руперта что-то не в порядке с головой. Однако когда она сказала об этом матери, та нахмурилась.
– Возможно, маркиз не так умен, как ты, но это все равно что ожидать от герцога умения составлять букеты. Ты слишком умна для твоего же блага.
– Но… – с отчаянием начала было Оливия.
– Ты самая счастливая девочка на свете, – с непоколебимой уверенностью заявила мать. Оливия не смогла возразить.
Даже годы спустя, когда стало ясно, что Руперт просто случайно смог овладеть речью, не говоря уже о том, чтобы говорить правильно, ее мать ни на йоту не изменила своего мнения.
– Может быть, пора начинать? – предложила Оливия, махнув рукой.
– Верно, – храбро отозвался Руперт. – За дело. – Он начал чуть заметно раскачиваться. – Кажется, слишком много коньяка, – пробормотал он, занимая устойчивое положение.
Но тут достоинство Руперта опало.
– Не действует, – произнес он, опустив взгляд. – А ведь все должно было быть так легко.
Оливия оперлась на локти. Ей показалось, будто в руках у Руперта стебель жухлого сельдерея. Поникший и вялый, хотя о таких вещах не стоит говорить вслух.
– Попробуй снова, – предложила она.
– Туда?
– Да.
Руперт снова попытался,