безропотно подчинилась. Не забыть Вере короткого взмаха мужниных глаз. Стояла у дверей, молчала, глядела в сторону, не смея поднять глаз. И всё же они столкнулись глазами. Из запавших глазниц нестерпимо блестел остро отточенный взгляд мужа. Он говорил, почти не разжимая стиснутых зубов:
– Ты что же себе позволяеш-ш?! Значит насчёт, как её?… «Каменной маски», «фальшивых очков»…что я надеваю…Это серьёзно? Я правильно понял тебя?
Вера обмерла, обвела комнату тяжёлым, болезненным взглядом, но сказала единым дыхом:
– Так точно, товарищ командующий! Разрешите идти?
Он стоял и молчал, всматриваясь в любимое, дорогое, как будто забытое лицо. Вай-вай…Она по-прежнему была хороша, хотя…Увы, время не пощадило её, измяло-истрепало былую свежесть. И не по его ли вине – из-за бесконечных забот-треволнений о нём, о дочках, о внуках, о семье? – раньше сроку сплелись под её глазами, у носа и губ, паутинки морщин? Сердце испытало кровяную боль от укуса совести, сострадания. Суровые глаза защипали близкие слёзы.
– А ты хорошо выглядиш, жена. – Он сдержанно улыбнулся.
– Да уж, – вкрадчиво, почти шёпотом огрызнулась она, – для забытой домохозяйки, брошенной на произвол судьбы…Я выгляжу сногсшибательно, товарищ командир.
Глава 3
Всё это одним жирным траурным мазком промелькнуло в его сознании. Снова затягиваясь сигаретой в кулак, из-под сведённой арки бровей, он незаметно скользнул по зловещему «мерседесу». Чёрная злая оса, с низким тяжёлым бампером, оставаясь на месте, будто принюхивалась к льдистому глянцу асфальта.
«Может быть, всё-таки показалось? Нервы? Мнительность…Возможно». Тревога понемногу утихла, растворилась в едком раздражении и страдании, коими он продолжал себя изводить. Перед глазами мигал неоновой красно-жёлтой рекламой «Макдональдс», похожий на стеклянный аквариум внутри которого, как пёстрые «гупёшки», бойко мельтешили проститутки, сутенёры, бомжи. Так выпадает на дно гнилого болота ил. Так выступает из пор больного липкая слизь сгоревших в болезни клеток. Садовое кольцо с видом на Китай-город, как положительно и все другие красивые одухотворённые места Москвы, увы, стали городским дном преступности и разврата, над которыми поработала химия распада, дорвавшихся до власти разрушительных ельциновских сил. Вот так, златоГлавая красавица Москва, по сговору Зла, незаметно обернулась столицей преступной-гламурной Рублёвки, а не предательски поставленной на колени, разграбленной и обворованной страны.
Танкаев бросил окурок в урну, взглянул на часы. Время было возвращаться с прогулки домой. Он решил спуститься в метро, когда услышал призывный настырный голос:
– Алле, генерал! Глухой, что ли?
На лице Танкаева появилась ироничная усмешка, похожая на трещину в бронзе.
Лихая брюнетка, с ярким вызывающим макияжем, в распахнутой замшевой куртке, стояла лицом к нему, смеясь хмельными дерзкими глазами. На неё из щели в огромном рекламном щите «Marlboro country» падал