браги и пива, третьи спрашивали, что у хозяев имеется. Половые, каким-то непостижимым образом разбираясь в этом гомоне, спешили вынести на столы глиняные кувшины и деревянные миски, блюда с жареной рыбой и лотки с заливным.
Самым последним, не торопясь и с достоинством, к харчевне поднялся монах. Выглядел он отнюдь не старым: голубые глаза, густая и черная, но подозрительно короткая и ровная борода, причем тщательно вычесанная. Словно служитель Божий вопреки обычаям ее подстригал, не боясь небесной кары. Кожа лица была гладкой, однако вокруг голубых глаз и на руках были заметны морщинки.
– Сюда иди, отче! – окликнули монаха сразу несколько шумных путников. – Мы тебе тут место заняли, батюшка! Мы тебе меда заказали холодного! Не побрезгуешь по корцу с каменщиками опрокинуть?
Похоже, среди простолюдинов священник успел заслужить немалую любовь и уважение.
– Отчего не выпить с добрыми молодцами, людьми православными. – Монах занял отведенное ему место на отдельной скамье, у центрального стола, поднял налитую до краев кружку, степенно кивнул: – За мастерство ваше, дети мои!
– Любо игумену, любо! – дружно и весело ответили каменщики, зашевелились: – Дозволь угостить тебя, батюшка? Чего к столу желаешь?
– Да ушицы рыбьей похлебать, мне более и не надобно.
– Уху! Уху! Уху! – вразноголосицу закричали суетящимся у печей стряпухам ремесленники.
Легкий струг побратимов тем временем уже поднимался по склонам. Быки, бредущие по кругу, его веса, похоже, и вовсе не замечали, а пятерка артельщиков заметно отстала от убегающих салазок.
– А чего там с бабой этой далее было, отче? – подливая монаху меда, поинтересовался молодой кудрявый каменщик в красной косоворотке и зеленых шароварах.
– Это, с княжной той страшенной? – переспросил святой отец. – То, не поверите, случай вышел просто сказочный…
Басарга, выпрямившись, стал прислушиваться к разговору. Бояре Илья и Софоний с тревогой переглянулись, Тимофей Заболоцкий тихо выругался себе под нос. Монах же хлебнул хмельного меда, пригладил свою короткую ухоженную бородку и продолжил хорошо поставленным на молебнах голосом:
– Приехала этим годом в Кирилло-Белозерскую обитель княжна одна московская. Уж не ведаю, чем она либо родители ее Всевышнего обидели, однако же видом своим страшна была до нестерпимости. И рябая, и пучеглазая, и тощая, ровно Кощеева невеста, прости меня, Господи. И вы представляете, какой милости она вымолить в сем святом месте пожелала? Любви запросила от добра молодца, да чтобы честной была и бескорыстной!
Ремесленники с готовностью расхохотались, однако монах остановил их взмахом руки:
– Да что же вы ржете, окаянные?! Грешно разве девице юной любви страстной возжелать? Не о том сказываю, о другом речь веду! Угадайте, чем Всевышний на молитвы ее ответил?
– Слепого послал? – тут же догадался один из каменщиков.
– Старика ветхого? – предположил другой.
– Урода