идей, абсолютно здоровый, более того – вполне себе весёлый, – устроился работать в Институт Привокзального района. Их тогда было всего два – второй находился в Восточном районе.
Кроне стал планировщиком (в то время стажировки как таковой не было) – и работал сразу с огоньком. Ему всё нравилось, идеи охотно приходили ему на ум, коллег воодушевляли его активность и любознательность. Немудрено, что уже через пять-шесть месяцев его перевели в старшие планировщики, – тогда идея Институтов развивалась, планировалось открыть по Институту в каждом районе, и талантливые сотрудники, – на любой должности, – были нужны.
И здесь Кроне, возможно, почувствовал повышенную ответственность, или, может, у него прибавилось идей на несколько порядков, – так или иначе, он развёл слишком кипучую деятельность.
Во-первых, Кроне очень много работал и почти не отдыхал, – в нём развилась удивительная работоспособность. Но это, в сущности, ерунда. Важнее, что тогда, в годы юношества Кроне, одной из ключевых идей впервые стали машины. Особенно заинтересовали сотрудников машины времени. Они размышляли просто, – что тема эта уже давно волнует, в принципе, всё человечество, – значит, настала пора разобраться с ними, понять, что они вообще такое, познать границы их возможностей и оценить перспективы. А так как теперь впервые (по крайней мере, в Оле-Вивате) есть такой новый объект, как Институт, – то заодно это будет хорошей ему проверкой.
Кроне воспринял всё очень серьёзно. Всё-таки в нём было много ответственности. Поэтому он решил подойти к данной идее преимущественно практическим путём. Так в Институте поступает не всякий, – а он ещё и фактически присоединился к обычным планировщикам и вместе с ними сначала долго занимался анализом перед внедрением. Более того, он много занимался анализом в одиночку, – поговаривали даже, будто сам собирался изобрести машину времени и понять, как она работает. Его не раз засекали с непонятными металлическими приспособлениями на рабочем столе.
Тогда и начались его производственные травмы, – «осложнения», как их было принято официально называть, – а слово это вскоре стало, благодаря Кроне, очень популярным.
По слухам, в попытках сконструировать нечто наподобие машины, Кроне использовал некий взрывоопасный состав. Отдельные его компоненты также находили на столе, да и не только: один раз дежурный прочищал пол в кабинете, – и вдруг услышал странные хлопки под своим уборочным оборудованием. Хорошо, что там были лишь крошки…
Впрочем, травмы Кроне были нехарактерные для взрыва. Несколько раз его находили с утра в паралитическом состоянии, или он просто терял сознание; подобное случалось и ночью, при обходе. Он тогда обычно постепенно приходил в себя, а по мере этого рассказывал о путешествиях в прошлое и настоящее, – о том, что видел и чувствовал. Это выслушивалось под запись, а потом предъявлялось пострадавшему. Реакция Кроне была всегда одна: он смеялся.
Однако репутация его пошатывалась. Как бы он ни