Рождество, и на Новый год. Совсем недавно они закончили реактор номер один и создали неплохой задел для второго, другие начали рыть котлованы для третьего и четвертого… а толку никакого. Номер два закончен, но законники не разрешают запустить его.
Письменный стол был завален бумагами. Волосы Прайс стриг очень коротко, тонкие усики щеголевато топорщились. Одевался он в то, что его бывшая жена называла «инженерной униформой»: брюки «защитного» оттенка, рубаха с погончиками цвета хаки, ветровка, тоже с погончиками и опять же цвета хаки, на поясе болтается микрокалькулятор (когда шевелюра Барри была еще темной, данное правило выполнялось не всегда), в нагрудных кармашках – карандаши. А в специальном кармане куртки – неизменный блокнот. Когда приходилось (теперь уже чаще) присутствовать на судебных заседаниях или устраивать осмотр объектов для мэра Лос-Анджелеса и его советников по энергетике и охране окружающей среды, давать показания перед Конгрессом, Комиссией по ядерной регламентации или законодательным собранием штата, Прайс неохотно напяливал серый фланелевый костюм и повязывал галстук. Но, возвратившись в родные пенаты, он с удовольствием облачался в полевое «обмундирование» – и будь он проклят, если станет переодеваться ради посетителей.
Кофейная чашка опустела: исчез последний предлог.
Барри включил интерком:
– Долорес, я готов принять пожарников.
– Их еще нет, – произнес женский голос.
Передышка. Краткая. Прайс с отвращением занялся бумагами.
«Я инженер, черт возьми. Если бы я хотел тратить свободное время на официальную волокиту или на суды, то стал бы юристом. Или маньяком-убийцей», – мрачно думал он.
Он уже жалел, что взялся за эту работу. Он отличный специалист по энергетике. Доказательством служило то, что он стал самым молодым главным инженером Пенсильванского завода Эдисона. И заставил Милфордовский ядерный комплекс функционировать с максимальной эффективностью и при рекордном для страны уровне безопасности. Правда, Барри стремился получить нынешнюю должность. Он хотел, чтобы ему поручили «Сан-Хоакин» и мечтал лично запустить его – четыре тысячи мегаватт чистой электроэнергии, когда проект будет завершен. Но ему пришлось давать постоянные объяснения, а не строить и запускать. Он умел обращаться с техникой и знал, как держать себя со строителями, монтажниками силовых линий и электриками. Его энтузиазм относительно всего, связанного с ядерной энергетикой, передавался тем, с кем он общался.
«И что в итоге? Теперь я заделался бюрократом», – посетовал он.
Вошла Долорес с самыми важными и срочными документами, требовавшими ответа. Все они относились к пиару и исходили от достаточно высокопоставленных людей, чтобы отрывать от работы главного инженера.
Барри взглянул на кипу бумаг и памятных записок, положенных Долорес в ячейку для входящей документации.
– Смотри-ка, сколько дряни, – пробурчал он. – И ведь каждая бумажка здесь – от политиков.
Долорес подмигнула.
– Бастрадам