А теперь думает, что я сумасшедший.
Кем бы я ни был».
Событием дня оказались прием и обед в честь Баба Лайрубы, посетившего Землю. Баба, наследственный глава своей планеты, объединил в этом визите политические и религиозные цели: завершив паломничество в Мекку, он приехал в Лондон для участия в переговорах относительно права свободного пролета, которые вела группа Западного Ориона. Узлом этой сети была Тау Кита, а Комарра соединялась с ним двумя маршрутами – отсюда барраярский интерес к персоне Баба.
Обязанности Майлза были обычными. В данном случае ему досталось сопровождать одну из четырех жен Баба. Майлз так и не понял, ужасна она или симпатична: ее огромные яркие карие глаза и гладкие шоколадные руки были очень милы, но все остальное было закутано в бесконечные метры кремового шелка с золотой каймой и напоминало роскошные формы дорогостоящего матраца.
Об уме четвертой жены Баба Лайрубы судить было невозможно: она не говорила ни по-английски, ни по-французски, ни по-русски, ни по-гречески (в их барраярском варианте или любом другом), а Майлз не знал ни лайрубского, ни арабского. Ящичек с настроенными микропереводчиками, к несчастью, был по ошибке доставлен на другой конец Лондона, так что присутствующие дипломаты только обменивались улыбками. Майлз и его дама изъяснялись посредством мимики (соли, сударыня?) в течение всего обеда – и Майлз дважды вызвал у нее смех. Хотел бы он знать почему.
Уныние Майлза усугубилось, когда запыхавшийся помощник курьера доставил ящик с новыми переводчиками. А он-то надеялся, что послеобеденные речи отменят. Последовал ряд спичей на всевозможных языках – рассчитанных главным образом на корреспондентов. Все перегруппировались, пухленькую даму увели от Майлза две другие жены Лайрубы, и он начал пробираться через зал к группе барраярского посольства. Обогнув высокую алебастровую колонну, поддерживавшую сводчатый потолок, Майлз лицом к лицу столкнулся с журналисткой из «Евроновостей».
– Mon Dieu[1], да это же маленький адмирал, – жизнерадостно констатировала она. – Что вы здесь делаете?
Подавив мысленный вопль ужаса, Майлз сверхъестественным усилием воли заставил свое лицо выразить вежливое недоумение.
– Сударыня?
– Адмирал Нейсмит… – Тут она заметила его мундир, и глаза ее загорелись любопытством. – Какая-то тайная операция наемников, адмирал?
Прошла секунда. Майлз позволил своим глазам расшириться, а руке – скользнуть к лишенному оружия боку и там бессильно сжаться.
– Боже мой, – выдавил он голосом, полным ужаса (это ему далось очень легко). – Не хотите ли вы сказать, что адмирала Нейсмита видели на Земле?
Журналистка вздернула подбородок, недоверчиво улыбаясь:
– Несомненно – в вашем собственном зеркале.
Заметно ли, что у него обгорели брови? А правая рука забинтована. «Нет, это не ожог, сударыня, – мысленно внушал ей Майлз в полном отчаянии. – Я порезался, когда брился…»
Тут он вытянулся по стойке «смирно», щелкнув каблуками,