совсем. А ты, когда мы познакомились, была рыжая, – снова улыбнулся он, протянув руку и взъерошив мою рваную челку. – И не красилась совсем, только помадой немного.
Я закрыла глаза, прислушиваясь к движениям его руки на моих волосах, к ставшему частым дыханию, почувствовала, как он тянется ко мне через стол и касается губами моих губ.
– Даня…не надо…
– Я только поцелую тебя, и все, – прошептал он, беря меня за руку и вытаскивая из-за стола, чтобы усадить к себе на колени. – Машка… прогони меня, иначе я никуда сам не уйду, так здесь и останусь насовсем, – попросил он, прижавшись головой к моему плечу.
– Не выдумывай, Данька, ты прекрасно понимаешь, что это невозможно.
– Да, – вздохнул он, соглашаясь. – Невозможно.
Юлька и Артем вернулись рано утром, но я успела встать и к их приезду испечь пирожки, накрыть на стол и привести себя в относительно божеский вид. Дочь с визгом повисла у меня на шее, прилипла всем телом:
– Мамуся! Как же я соскучилась по тебе!
– Я тоже, заяц, – я села вместе с ней на диван, чуть отстранив ее и разглядывая покрытую загаром мордашку. – Ты как негритенок стала, совсем черная!
– Ой, мама, как же на море здорово! – взахлеб рассказывала дочь, спеша поделиться впечатлениями и эмоциями. – Я столько ракушек собрала – ужас! Прямо мешок! Сейчас покажу!
– Юляша, может, сначала завтрак, вы ж с самолета?
– Нет, сначала ванну, потом завтрак и спа-ать! – зевнула она, открывая свою сумку и доставая из нее всякую всячину.
Артем молча сидел в кресле и, казалось, не замечал того, что происходит в комнате – мыслями он был где-то совсем в другом месте. Кроме «здравствуй», он не произнес ни слова, и я не знала, как мне вести себя.
Набрав Юльке ванну и посидев с дочерью несколько минут, я пошла на кухню. Артем курил, стоя у окна. На плиту из джезвы выливался кофе, но муж этого не замечал, продолжая думать о чем-то. Я сняла почти пустую емкость, вытерла конфорку и стала варить кофе заново. Затушив сигарету, Артем, наконец, повернулся ко мне:
– Ну, что, давай поговорим.
– Давай, – я удивленно посмотрела на него – что-то в тоне показалось странным.
– Ты сядь, пожалуйста, я не могу разговаривать, когда ты мечешься туда-сюда.
Я опустилась на стул, не понимая, о чем именно он собрался говорить со мной через полчаса после двухнедельного отсутствия. Артем закурил новую сигарету, глядя прямо перед собой, потом поднял глаза на меня и начал:
– Маша, так больше продолжаться не может. Я устал жить в этом, понимаешь? И я ухожу. Только не перебивай меня, иначе я уже не смогу все сказать, что хотел, и мы опять будем тянуть эту резину, ненавидя друг друга. Так будет лучше для всех – для тебя, для Юльки и для меня. Я ухожу, потому что не могу больше жить с тобой, с твоей надуманной болячкой, с которой ты носишься уже долгое время. Я устал от твоих слез, от твоего страдальческого вида, я чувствую себя виноватым в чем-то. Поэтому лучше будет, если мы перестанем жить вместе. Юльку я не брошу, буду оплачивать все по-прежнему.