сидя в уютном купе и в самом уютном одиночестве, Петр Аркадьевич мог поразмышлять насчет всего такого, житейского. Вот ругаем, мол, жизнь, а она куда-то же идет, движется… по каким-то своим незримым рельсам. Давно ли в каретах тряслись по пыльным российским дорогам, а сейчас с ветерком по дороге железной! Ну, вместо привычной пыли на поворотах в раскрытое окно заносит немного угольной гари. Но окно-то можно закрыть, верно? Стоит ли ради такой мелочи перекрывать дорогу? Ан нет, находятся люди – перекрывают… Ему ли не знать Западный край? Поляки, русские, литвины, белорусы, евреи… и еще бог знает кто! Истинно, всякой твари по паре… без обиды, господа, просто библейская аналогия. И что же опять? Только он начал налаживать отношения между людишками в этом взбаламученном Ноевом ковчеге – нате, донос! Потакает, мол, инородцам, особливо евреям, и все, мол, в ущерб нам, русским. Это уже по дороге на вокзал Алексей Лопухин сказал: «Не хотел зря тебя тревожить, да все-таки лучше будет, коль узнаешь. Возьми на память», – протянул листок обычной почтовой бумаги. – Не силен был в познании русских, а сдается мне – уши поляка из письма торчат…» От нечего делать перечитывая сейчас донос, Столыпин с б́ольшим пониманием убедился: «Ах, пся крев!..» Ну разве придет такое на ум какому-нибудь орловскому недопёхе или после заграничных походов осевшему штабс-капитану?
Что-то стал он углубляться в эти полицейские дела…
Хоть и числится по ведомству Министерства внутренних дел, да не сыщик же? Промеж собой разобрались с поджогом – как-нибудь разберутся и с доносчиками. Лучше – чтоб без него. К черту и доносчиков… и сами доносы! Скомканное письмо полетело в окно. Он даже ладонь о ладонь ударил, сбивая невидимую грязь.
Домой, домой! Вот так-то.
X
Прозорливцем оказался Алексей Лопухин!
Впрочем, нетрудно быть прозорливцем, если ты уже начальник департамента полиции всей Российской империи. Друг Петр давно это ему напророчил – почему же другу Алексею не ответить тем же самым?
Избежать судьбы предводителя дворянства всей Ковенской губернии Столыпину не удалось…
Видел Бог, он не особенно-то и стремился к этому. Вполне устривала жизнь отнюдь не бедного, тороватого помещика, довольного судьбой. Но если кто-то в Петербурге решает, что без Столыпина не обойтись, что именно он должен править уже не уездом, а всей дворянской губернией – значит, так тому и быть. Отнесись к этому философски, человече. Обязанности почетны, но на самом деле невелики. Собирай почаще дворянские собрания, говори красивые, обязательно веселые речи, задавай шикарные пиры и балы, с важным видом давай советы коллегам-дворянам, под остроумные комплименты целуй ручки их толстобоким женам, иногда и в мазурке первой парой пройди, благо, что ты не стар и статен собой… ну, что еще?.. Конечно, иногда и споры решать придется – эка беда, под шампанское-то!
И хоть назначение было по присказке: без меня меня женили, Столыпин не стал кочевряжиться. Не на Сахалин же губернатором ехать. Под боком любимое Колноберже. А дом в Ковно все равно на зиму держали. Единое условие выдвинул