он сам это трёхминутное действо называл, на съемной квартире с девицами по вызову. По такому поводу нисколько не заморачивался, так как не считал это супружеской изменой, а всего лишь таким же, не требующим чувств и переживаний, необходимым для мужского здоровья физиологическим актом, как утоление жажды и голода или исправление естественной нужды. Самому себе объяснял это просто: мол, когда не удается пообедать дома, приходится пользоваться услугами общепита, и никто не устраивает по такому поводу скандалов.
Намерения же завести постоянную партнершу, то бишь, – любовницу, у него никогда не было. И вовсе не потому, что он стремился к постельному разнообразию или боялся неизбежных при длительных отношениях привязанностей и обязательств. Просто, повторяю, не придавал этому акту большого значения: перепихон – всего лишь перепихон, и не больше того. Да и блудил он на стороне нечасто: лишь когда сильно приспичит или, проще говоря, когда требовал разрядки организм.
Возможно, поэтому Дарья, если и догадывалась о походах супруга «налево», просто закрывала на них глаза. К тому же, она обладала неконфликтным характером, а напуганная тяжелыми родами боялась их повторения. Плотских желаний она тоже не испытывала, так и не поняв их прелести: слишком болезненно и быстро это обычно происходило у них с Жорой, который даже не задумывался о том, чтобы доставить жене удовольствие. Да он и представления не имел о каких-то там прелюдиях.
В остальном же его можно было считать почти идеальным мужем: как в песне пелось, «он не пил (в смысле, не злоупотреблял), не курил, иногда цветы дарил, в дом зарплату отдавал», но, правда, тёщу мамой не называл, а только по имени-отчеству.
На Дарью ему тоже грех было бы жаловаться: еда всегда вовремя приготовлена и вкусная, квартира ухожена, его рубашки выстираны, накрахмалены, брюки отглажены, обувь начищена, девочки присмотрены и отцу лишний раз не докучают, – чего еще желать?
И у них установились вполне устраивающие обоих отношения, похожие на те, что обычно складываются у супругов после перегорания любовных страстей и пары десятков лет совместной жизни. Ровные, без особого тепла и нежностей, но и без ежедневных споров и ругани по поводу и без повода, то есть, по пустякам, как это часто бывает во многих семьях.
К детям Жора тоже горячих чувств не испытывал, хотя девчонки, в отличие от матери и отца, были прелесть как хороши, что нередко бывает у не очень красивых родителей. «Явление генезиса», – однажды неудачно блеснул он эрудицией, объясняя нахваливающим его дочерей гостям этот природный феномен, который вообще-то наука называет «гетерозисом».
– Ты бы, Георгий, хоть иногда дочек приласкал, поиграл с ними, что ли, в «ладушки-ладушки»,– как-то укорила его теща. – Чай, не чужие тебе. И любят они тебя. Непонятно, правда, за что.
– Не умею я, Тамара Никитична, эти ваши женские фигли-мигли разводить, – оправдался он. – Да и когда? Ухожу из дома – они еще спят, а прихожу – они уже спят.
И все же нашёл как-то под настроение время, чтобы рассказать дочерям единственный