Вынудил моих отца и мать покончить с собой. Ушли даже Ирада и Хармион. Минуло одиннадцать месяцев, но до сих пор, стоило вспомнить о них, покоящихся в мраморных саркофагах внутри мавзолея, – и в горле будто вставал ком. Спустя семь дней после речи Октавиана в гимнасии по улицам Александрии двинулась погребальная процессия, собравшая столько плакальщиков, что римлянам пришлось бросить все свои силы без остатка на поддержание порядка в городе. И вот – кончено. У нас отобрали все, кроме нескольких сундуков с шелками. Мало того: еще неизвестно, как обойдутся с моими братьями, когда им исполнится по пятнадцать лет. Смерть виделась мне неотвратимым, а то и желанным выходом из положения – по сравнению с тем, что ждало нас в Риме. А если худшего все равно не избежать…
Тут меня отвлекли крики и свист солдат, пытавшихся перевести коня с берега на дощатую палубу. Бедняга словно прирос к земле. Октавиан что есть силы хлопнул его по крупу. Один из римлян замахнулся бичом, и маленький Птолемей зажмурился.
– Стойте! – не выдержал Александр. И добавил, приблизившись к римлянам: – Он просто боится воды.
Послышался смех. Тучный солдат прокричал своему товарищу с бичом:
– Ну так лупи эту животину, пока не зашевелится.
– Нет! – рассердился брат. – Так вам его все равно не сдвинуть с места.
Октавиан скрестил руки на груди.
– Почему?
– Ты ведь не станешь слушать одиннадцатилетнего мальчика? – ухмыльнулся толстяк.
– Не мешало бы, – поспешила вмешаться я. – Мало кто разбирается в лошадях лучше его.
– Так почему нам не сдвинуть коня? – повторил Октавиан.
Волосы Александра блестели от соленых брызг. На ярком солнце кожа его казалась бронзовой. Кое-кто из римлян поглядывал на юного красавца с вожделением.
– Потому что это не вожак. Отец специально воспитывал вожака. Если он пойдет и другие это увидят, то с остальными не будет хлопот.
Агриппа окинул взором табун, беспокойно топтавшийся на берегу.
– Кто из них вожак?
Брат указал на крупного гнедого жеребца.
– Гераклий.
– Отлично, – бросил Октавиан, смерив Александра коротким взглядом. – Веди его на борт.
Брат уверенным шагом двинулся к лошадям, и смешки солдат поутихли. Увидев его, конь по привычке потянулся обнюхать протянутую ладонь, с которой так часто брал угощение. Александр зашептал ему что-то на ухо, поглаживая широкий бок, и незаметно перехватил поводья. А потом не спеша, не переставая шептать, осторожно пошел на корабль. Гераклий послушно последовал за ним.
– Вот теперь можно вести остальных, – сказал брат.
Вскоре все лошади до единой были на палубе.
Октавиан очень пристально посмотрел на Александра и заметил вполголоса:
– Мне говорили, твой отец был отменным коневодом.
– Да, – отозвался он, отводя глаза.
Цезарь кивнул, отвернулся и обратился к Юбе, словно память о нашем папе не стоила слишком долгих разговоров.
– Надеюсь, мы все забрали из мавзолея?
– Все до последнего таланта.
Солдат,