он уж давно один, если не считать собаки по кличке Матрос и кошки Маруси. Супруга давно померла. Как померла! Вроде здоровая баба была, никогда ни на что не жаловалась, а тут… Ведь говорил ей: «Хватит уже в колхозе спину гнуть, пора уже и на покой. Дома вон работы непочатый край». Нет же. В колхозе на огородах в наклон, может быть, где и от солнца спрятаться надо, ан нет, всё в передовицах. Вот, поди, от удара и сковырнулась. Пришла с поля – нет чтобы передохнуть – давай свой огород полоть, поливать. За день там упарилась, изжарилась, полежи, попей холодного молочка, остынь. Но не такова была Татьяна Петровна. Всё ей нужно было сделать сейчас, немедленно. Только забыла, грешная, что лет то уж не восемнадцать, а седьмой десяток.
Короче, приехал Николай Васильевич с пасеки уже к полуночи, а хозяйки нет дома. Темно в окнах. Ну, думал, уж спит, умаялась. Глядь, в доме нет. Зашёл в сарай, гуси загоготали от его фонаря. Осмотрелся, нет и тут. Пошёл весь двор обходом. И вот видит – лежит его Татьяна, головой в картофельный куст уткнулась, а в руках тяпка. Схватил он её, перевернул, а она уж холодная.
Дочь-то к тому времени уж несколько лет как в райцентре жила. Как замуж вышла за агронома, так туда и переехали. Вот Николай Васильевич каждый месяц и ездил проведать её да внучат. Соберёт гостинцев своих, уложит в бричку, а зимой так в сани – и айда по большаку. Всего каких-то двадцать километров.
Собрал он в этот раз довольно приличный набор. Ведь скоро праздник женский. Вроде бы всего понемногу, а всё равно полные сани выйдут, а тут ещё попросила Прасковья дочку подвезти до райцентра, уезжает вроде. Вот же и баба неплохая, а что-то не ладится у ней. Вот и старшая с пузом приехала, студентка. Николай Васильевич жалел соседей. Нет-нет, да поможет чем: то мёду даст просто так, то ещё чего. Прасковья благодарит его, чуть не в ноги кланяется. А он махнёт рукой да и скажет, «Брось, соседка, у меня всё есть, мне что, много надо? Детям и внукам тоже хватает. С собой в могилу всё, что есть, не заберёшь, а вам всё какое подспорье».
Думая про себя разные свои думки, Николай Васильевич, с утра, ещё темно было, накормил всё своё хозяйство и, выйдя за ворота, стал чистить лопатой замёты. Ветер утих, снег перестал, но морозец щипал кончик носа. Убрав у ворот огромный сугроб, он вывел ровный проезд к заметённой дороге.
Вернувшись, Николай Васильевич развернул сани и, подняв оглобли, пошёл в конюшню за своим любимым рысаком. Выведя фыркающего, застоявшегося Огонька, стал запрягать. Конь негромко заржал. Видно было, что обрадовался предстоящей прогулке.
Выехав из ворот, Николай Васильевич остановился у ворот соседей. Зашёл в калитку и постучал в окно. Не дожидаясь ответа, вышел и пошёл закрывать свои распахнутые ворота. Услышал, как у соседей хлопнула дверь, а когда вернулся, то увидел у саней Прасковью и Тоню. Поздоровались. Женщины обнялись. Николай Васильевич указал, куда садиться. Распахнул рогожу, там была кошма, а под ней полушубок. Помог