меня с днем рождения, и я молча проскользнула в ванную.
…Стоя под горячим душем, я медленно возвращалась к жизни. Кожа из розовой стала красной, как у вареного рака, а в ванной уже почти ничего не было видно от клубившегося пара, когда я наконец-то почувствовала, что согрелась.
Уже лежа в постели, я слышала, как заходила Светка, и как мама, заглянув ко мне и увидев, что я накрылась с головой одеялом и выключила свет, сказала ей, что я плохо себя чувствую и легла спать.
…Всю ночь шел дождь, не давая мне уснуть. Подойдя к окну, я долго смотрела на пустынную улицу, на моросящий дождик и туман, сквозь который еле-еле пробивался неоновый свет фонарей. Я не позволяла себе думать о том, что произошло, и у меня это пусть с трудом, но все же получалось.
…Это была долгая ночь, в течение которой мне удалось поспать совсем немного. Я поднялась, как только слабый свет забрезжил в окне. Дождь к тому времени закончился, по небу проползали последние лохмотья изорванных грозой туч. В такие же клочья было изорвано и мое сердце…
…Я чувствовала, как что-то умирает во мне… Я теряла самое важное, что есть у людей – веру в ближнего…
Все воскресенье, сославшись на плохое самочувствие, я провела в постели. День вопреки моим желаниям тянулся бесконечно. Я отключила телефон, чтобы не отвечать на звонки. Мать, окончательно разобидевшись, со мной не разговаривала.
Ближе к вечеру пришла Светка, она принесла записку от Толика, которую я не стала читать.
– Ты знала? – я вопросительно посмотрела на расстроенную подругу.
– Я только догадывалась… Ольга всегда относилась к тебе не так, как ты думала. Она всегда тебе завидовала. – Я искренне удивилась. На мой взгляд, особо завидовать было нечему. – И потом, Толик ей сразу понравился, еще тогда, на пляже… – Ну об этом она могла бы и не говорить. Это и так было мне известно, а вот на что способен человек, которого ты искренне считаешь своим другом, увы, нет. Неужели наша дружба ничего не значила для нее?
– Почему же ты не предупредила меня? – тихо спросила я.
– Я обещала ей ничего не говорить. Ты уж меня извини. Я думала, ты и сама обо всем догадываешься, – в голосе подруги звучало раскаяние. – Про твоего Толика все знают, что он бабник ужасный.
Это был еще один удар, причем ниже пояса. Боже, какая же я дура наивная! Все знают, все – кроме меня! Да что я вообще о нем знаю, кроме того, что ему двадцать три года, и что он занимается каким-то бизнесом. Зато замуж за него собралась, идиотка! Что за наваждение со мной случилось? Ведь раньше я никого так безрассудно и опрометчиво не впускала в свою жизнь. И вот доверилась…
Когда Светка ушла, я разорвала записку на мелкие кусочки, бросила их в унитаз и спустила воду. Потом приняла очень горячую ванну и снова легла в постель. Всю ночь я металась в жару и полубреду. Я в одиночку плакала над своими горестями и спрашивала себя: есть ли предел человеческой подлости? Я никогда никому не делала ничего плохого, не завидовала и не желала зла, так за что же Бог, если он есть, так жестоко наказывает