подобных процедур.
Вторым – закон «Об информировании». Помню, как мы завтракали, а по радио объявили эту новость. Как этот вотум приняли – до сих пор загадка. Вроде даже Фонд Грас был против. Но приняли согласно всем формальным требованиям, не поправ ни единого столпа демократии… Мы оба сглотнули и уставились друг на друга, словно услышали о конце света. Хорошо, дочери тогда едва исполнился год и девять месяцев, и она не понимала, что происходит вокруг.
Отныне маленькая царапина с буквально двумя каплями крови на теле дочери гарантировала отказ от прогулок в течение нескольких дней. И если мы могли не беспокоиться относительно заражения: для мужчин вирус не опасен, то вот окружающие всегда относились с неким страхом к нашей девочке.
Это мы с Адрианом знали, что уровень контагиозности у МН 118 достаточно низок (заражение только при прямом контакте с кровью, едва ли не рана к ране), но вот посторонние… Можно было убеждать окружающих до бесконечности, что бытовым путем ВМК не передается, результат был один. Чаще всего на нас смотрели как на идиотов, изредка пренебрежительно добавляя: «Вам-то чего бояться, вы ж мужики? В любом случае не заразитесь».
Оборачивать дочь в вату – то ещё удовольствие, но что мы могли? Особенно с этим законом?
Вместо разбитых коленок и беззаботного веселья Рина вынуждена была сидеть на наших руках и слышать постоянные одергивания: «сюда нельзя», «нет» и «осторожно».
Но, несмотря на все сказанное, дочь была очень шустрой: однажды она вылезла откуда-то такой грязной и пыльной, что пришлось срочно организовывать ванну и стирку. Где так испачкалась – оставалось загадкой; поблизости не было столько пыли, несмотря на продолжавшийся бардак в нашем доме. Хорошо, что тогда не успела порезаться. Даже думали купить шлейку (чтобы дочь далеко не уползала от нас на детской площадке), но потом решили, что это слишком глупо и не стоит потраченных денег.
Мы предположили, что она нашла где-то в стене отверстие и залезла в него, но найти это отверстие мы так и не смогли.
Со временем дочь начала лепетать что-то на своем языке. Первое разборчивое слово мы услышали случайно.
В один из вечеров Адриан укладывал ее спать и повторял строки из песни про бабочку:
«Тонкие крылья свои поднимая,
Взмываешь ты вверх, чтобы небо познать.
И солнце, и ветер, тело нежно лаская,
От тягот и горя будут верно спасать.
Не бойся же света: он, вдали расстилаясь,
Укажет дорогу, куда нужно взмывать.
А ты, в невесомости синей купаясь,
Будешь бабочкой яркой свободно порхать».
Рина слушала их в который раз – и вдруг:
– Бабо… тька – отреагировала дочь на строку из песни и потянула руки к мужу. Получилось чуть мягче, чем следовало. Но это было удивительно. Она произнесла первое слово!
Больше мы таких сложных слов от нее не слышали лет до трех. Только «бабочка» на свой манер она повторяла часто.
Полноценно