могу.
– Конечно, страшно. Какое это море, – усмехается Михаил Александрович. – Мрак и холод. Море – это на Лазурном берегу. Вот там море. Скоро поедем туда. Ты же не видела мою яхту… Ну?! Яхта у меня, между прочим, по рейтингу, в десятке лучших судов этого класса. Алиса, называется.
Михаил Александрович наливает себе вина. Берет бокал для Насти, вопросительно смотрит на нее:
– Что, так и будешь трезвенницей? Ну, хотя бы попробуй.
Он наливает ей. Настя берет бокал, робко делает глоток.
– Вкусно, – говорит она. – Но я не хочу, спасибо.
– Какая ты, – усмехается Михаил Александрович. – Сидишь, как в гостях. Хоть бы бокал об стену разбила, для разнообразия. Или, вон, прислуге по морде съездила. Чтоб знали, кто хозяйка в лавке. А ты – спасибо, – передразнивает он, но ласково, почти нежно. И добавляет тихо, дотронувшись до ее руки:
– Ну, хорошо. Иди, готовься ко сну. Я скоро приду.
СЦЕНА 41. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. НОЧЬ. ЗИМА.
Настя видела в темноте над собой только часть щеки Михаила Александровича, его затылок, они вздрагивали в однообразном движении. Она слышала его близкое нарастающее дыхание, наконец, оно оборвалось резким выдохом. Она увидела над собой его чуть закатившиеся глаза. Затем он откинулся тяжело вбок. Молчал. Лежал, успокаивая дыхание, постепенно засыпая, словно никого рядом с ним не было. За окнами отдаленно гудел ветер.
Настя встала, направилась куда-то в темноту.
СЦЕНА 41-А. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. НОЧЬ. ЗИМА.
Настя сидела на краю ванны, не зажигая свет, смотрела в темноте на льющуюся из крана воду, чуть подсвеченную лунным светом из маленького окна.
СЦЕНА 41-Б. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. НОЧЬ. ЗИМА.
Все так же в полной темноте, Настя вышла из ванной, подошла к окну. Замерла возле него надолго, припав лбом к стеклу, вглядываясь в темноту. Оно чуть вздрагивало от сильного ветра, бушевавшего в продутых пространствах.
Настя подошла к постели. Она садится на краешек и долго смотрит на лицо спящего, словно изучая его.
СЦЕНА 42. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. УТРО. ЗИМА.
Настя и Михаил Александрович завтракают, как всегда, в холле. Михаил Александрович свеж, выбрит, пышет здоровьем и оптимизмом, как и всегда по утрам. Он привычно просматривает бумаги, усмехаясь чему-то, затем поднимает глаза на Настю.
– Ну, что, куда сегодня собралась?
– Еще не знаю… Говорят, тут храм есть хороший, в пригороде.
– Храм. Понятно. Храм твой отменяется, – усмехаясь, говорит Михаил Александрович. – Потому что, – он посмотрел на часы, – через два часа мы вылетаем в Москву, на благотворительный вечер, а ночью вернемся. Надо же тебя выводить в свет, а? Ну, как сюрприз? Не слышу аплодисментов.
– Я согласна, – улыбнулась Настя.
– Еще бы ты была не согласна. Столицу, кстати, посмотришь. Частушку знаешь?
– Какую?
– Наверху звезда горит, у подножья труп лежит, – строго и преувеличенно серьезно произносит Михаил Александрович. – Догадалась? Что это?
– Нет.
– Это